
Тяжело качается люлька — старое деревянное гнездо, вынянчившее не одно поколение рода. В пестрых одеялах, в льняных пеленках хнычет младенчик. Жалобно, тоненько — как есть душа заблудшая али подкидыш-кикимора. И в белый день, и в темную ночь — не замолкает.
— Бай-бай-бай, пусть приснится рай….бай-бай-бай…
Душно в горнице, жарко. Догорела и яркой звездой осыпалась лучина. Тьма подступает из углов — и от нее еще жарче становится. Полнится голова тяжестью, глаза сами собой закрываются. И хнычет, хнычет младенчик, и скрипит люлька, и нельзя спать. Нельзя. Нельзя.
— Бай-бай-бай, пусть приснится рай…бай-бай-бай…
Девка-чернавка, нянька бессловесная. Взяли в дом — не жалей о том. Нянчи последыша, качай поскребыша, пока хозяйка на подушках шелковых отдыхает. Твоя вина, что не спит, твоя вина, что плачет.
— Бай-бай-бай, пусть приснится рай…бай-бай-бай…
Тихо в ночном лесу — филин ухает, мышь в корнях шебуршит, скрипит старый дуб — а все одно, тихо. Не хнычет дитя, умолкло, угнездилось на руках. Тюрьку сосет да в небо звездное глазенками хлопает.
Сон-трава, сон-трава, ты скажи в чем вина, успокой, сон-трава, да сотри имена, пусть закроет глаза навсегда, сон-трава.
Ухнул филин, мягкой тенью к земле кинулся, сжал мышь в когтях, взмахнул крыльями. Упало перо на чело бледное, на глаза закрытые, на младенчика тихого.
— Бай-бай-бай, пусть приснится рай….