Музыка за оградой кладбища

 

Музыка за оградой кладбища Джоя подменили в начале марта, когда только-только сошёл снег. Микаэля в тот день с утра не было дома, его отправили в кузницу за новой лопатой. Отец чинил крышу, мать

Джоя подменили в начале марта, когда только-только сошёл снег. Микаэля в тот день с утра не было дома, его отправили в кузницу за новой лопатой. Отец чинил крышу, мать ушла к роднику. Все знали, что не дело это — оставлять ребёнка одного, но ведь Джой не младенец, три года исполнилось, да и отец рядом.

Когда Микаэль вернулся, всегда шустрый и неугомонный Джой не побежал навстречу, даже не поднялся на ноги. Как сидел у порога на солнышке, так и остался сидеть. Трогал пальцем проклюнувшийся росток гусиного лука, смотрел на него, как на чудо. Отец слез с крыши, кивнул старшему сыну и подхватил на руки младшего.
— Чего куксишься Описался что-ли

Джой любил, когда его подбрасывают, а тут вдруг разревелся и укусил отца за палец. Сильно, до крови.

Потом было много шума и разговоров. Приходили соседи, выразительно качали головами. Шептали: «Подменыш, как есть подменыш». Джой вопил, не переставая. Его раздели и силой усадили на железную лопату. Он весь съёжился, кожа сморщилась и посерела. Мать зарыдала в голос, уткнувшись в ладони, чтобы не видеть треугольное острое личико, клочки бурых волос вместо рыжих кудряшек, полный рот мелких зубов.

Соседки крестились, стискивали в карманах кусочки железа.

— Джой-то красавчик был. Таких Добрые соседи и крадут, а взамен чурбан подкидывают или своих заморышей.
— Выпороть его надо! Огнём прижечь или к реке отнести.
— На кладбище-то оно вернее будет.

На Микаэля никто не обращал внимания. Он тихонько достал флейту, подаренную ему Хромым Олли, одиноким стариком, жившим на окраине деревни. Соседи поговаривали, что он знается с Добрыми соседями. Хромого сторонились, и только Микаэль всю зиму бегал в его хижину на склоне холма, таскал украдкой хлеб и брикеты торфа, пока отец не поймал и не отлупил. До весны старик не дожил, а будь он жив — знал бы, что делать.

Микаэль сел возле воющего подменыша и заиграл колыбельную. Не-Джой замолчал, уставился на флейту. Глаза у него были, как летние орехи — уже не зелёные, ещё не коричневые. Он робко улыбнулся и потрогал Микаэля, как трогал росток.

— Отойди от него, Мик! — Отец набросил на подменыша мешок, грубо завернул. — Неси лопату. На кладбище пойдём.
— Но ведь он живой! — Микаэль ухватил отца за рукав. — Нельзя его хоронить!
— Никто его хоронить не собирается. Просто положим в открытую могилу. Небось, как повопит ночь, сразу за ним явятся. И вернут нашего Джоя обратно.
— Там же холодно!
— Нашёл, кого жалеть! Или ты не хочешь, чтобы брат вернулся

Микаэль хотел. Но ведь подменыш — не кукла из деревяшки, а настоящий ребёнок, просто другой. Мик попытался объяснить, но на него посмотрели, как на чумного. И он замолчал.

Могилу вырыли за северной оградой кладбища, на не освящённой земле. Копать было тяжело, земля ещё толком не оттаяла. Подменыш скулил, пытался отползти от могилы, но слабые руки и ноги подламывались. Микаэль старался на него не смотреть. «Пожалуйста, заберите его! — молил он про себя Добрых соседей. — Заберите поскорей!»

Когда они уходили, подменыш закричал — хрипло и отчаянно. Мик дёрнулся вернуться, но отец ухватил его за шиворот.
— Не смей жалеть эту погань!

Ночью Микаэль хотел сбегать, укрыть подменыша одеялом, но отец не лёг спать. Поставил у двери табурет, сидел и курил, а мать до утра шептала молитвы. Когда рассвело, они все пошли на кладбище.

В неглубокой могиле скорчился неживой подменыш. Должно быть, он долго плакал — впалые щеки покрывал тонкий слой льда. Отец закопал его, как щенка, даже мешком не прикрыл. И они пошли домой. Мать торопилась, почти бежала, и всё повторяла, что Джой, должно быть, ждёт их. Проголодался, должно быть.

Джоя дома не оказалось. Он не вернулся — ни в этот день, ни потом…

* * *
Самая лучшая лёжка — в кустах крапивы. А самая лучшая крапива — за оградой кладбища, где люди хоронят ведьм и некрещёных младенцев. Никто сюда не ходит, можно не скрываться.

Лохматый чёрный пёс-баргест потянулся, разминая лапы. Вечереет, скоро мальчишка с флейтой явится. Этот не в счёт, пусть ходит. Музыка у него душевная, слушал бы и слушал. Жаль, что не каждый вечер играет. Тот малец, что в могиле, уже извёлся весь, хнычет, не переставая.

Пёс насторожил уши. Ага, явился!

— Прости, что не приходил, — Микаэль опустился на колени перед едва заметным холмиком с камнем вместо креста. — Сенокос, работали дотемна. Но теперь полегче будет. Завтра Лугнасад, праздник урожая.

Пёс забеспокоился. Как это он забыл, что лето заканчивается Не успеешь оглянуться, Самайн налетит, а этот флейтист так и будет сюда ходить! Ну, может, в самую страшную ночь догадается дома остаться. Только ведь двери между мирами, которые в эту ночь открываются, не закроются до конца Йоля.

Баргест беззвучно зарычал. Он не любил Йоль. Этот праздник принесли в Ирландию захватчики с северных островов. На кораблях с драконьими головами приплыли не только люди, но и тролли, и тамошние эльфы. С местными сидами они быстро замирились, установили общие правила и вместе летали на Дикую Охоту. Затравить мальчишку-флейтиста им только в радость. А что может сделать один чёрный пёс против целой своры красноухих гончих с Той стороны Стопчут и не заметят.

Флейта пела нежно и ласково. Рассказывала о тёплых стогах сена и ледяных ручьях, о том, как сладко пахнет клевер и горчит вереск. О том, что смерти нет и одиночества тоже нет. Хотя бы здесь и сейчас.

 

Пёс положил голову на лапы и заскулил. Такая музыка пропадёт ни за что! Нет, надо менять условия сделки. Тем более, что и сделки-то, как таковой, нет. Мальчишка сам решил, что должен приходить. Он ведь даже не слышит, что этот, в могиле, шепчет. Просто жалеет его.

Баргест дождался, пока мелодия закончится, и выполз из своего убежища. Микаэль ахнул, но не убежал. Достал из кармана горбушку хлеба.
— Хочешь

Баргест опешил. Предложить хлеб псу размером с телёнка, с горящими глазами Нет, это правильно, конечно, только не все люди правила помнят. Он вежливо слизнул угощение с подрагивающей ладони.

— Это ты провожаешь меня до дома — спросил Микаэль. — Я думал, мне кажется.
— Глазастый какой! — недовольно рыкнул баргест. Он подзабыл, как разговаривать по-человечески. — Ты больше сюда не ходи. Осень на дворе. Чем длиннее ночи, тем больше охотников. А ты — добыча, понял

Микаэль почти не удивился. Хромой Олли рассказывал про волшебных чёрных псов, про то, как они наказывают злых людей. Странно только, что пёс его защищает — с такой-то виной на душе.

— Я не могу не приходить, — сказал Микаэль. — Мы его убили, а ведь он ни в чём не виноват. Его самого бросили. Мне кажется, ему до сих пор холодно и страшно — там, под землёй. А я играю, и он засыпает.
— Это верно, — баргест поддел лапой камень. — Отойди, а то запорошу.
— Ты что делаешь! Зачем
— Праздник урожая, говоришь Значит, пора выкапывать, что вырастил.
— Но ведь он умер!
— Фэйри непросто убить, — баргест сунул нос в разрытую землю. — Похоже, твой подменыш из брауни, а они живучие. Нет, он бы помер, конечно, если бы не ты.

Пёс ухватил что-то зубами и потянул. Микаэль широко раскрытыми глазами смотрел, как из ямы вылезает маленькое существо, бурое и грязное, словно картофелина. Ну, точно брауни — весь коричневый.

— Пусти, псина слюнявая!
— Паршивец неблагодарный! — Баргест плюнул.

Подменыш покачнулся на тощих ножках, зябко обхватил себя за плечи. Микаэль снял куртку и закутал его.

— Как ты говорить научился
— Ты ведь со мной разговаривал, — малыш задрал голову и улыбнулся. — Смотри, звезда полетела! Красиво.
— Кто-то звёздами любуется, а кто-то за всех работает, — проворчал баргест, закапывая яму. — Всё, забирай его и брысь отсюда!
— Куда я его заберу Он же… — Микаэль замолчал, заметив, как набухают слезами глаза подменыша. — Слушай, если ты брауни, значит умеешь становиться невидимым Чтобы люди тебя не замечали.
— Не умею, — подменыш шмыгнул носом. — Не научили меня. Ты опять уйдёшь Не уходи, Мики, я без тебя не смогу. Совсем не смогу!
— А родители твои где
— Откуда я знаю Мимо прошли, меня оставили, вашего мальчонку забрали. Я заморышем родился, так и так помирать. А у людей… — он запнулся, — ну, всякое говорят. Случается, подменыши выживают.

Баргест шумно вздохнул.

— Выживают, но только если человек примет подменыша в своё сердце. Честно примет, без лукавства. И больше не бросит. Ладно, пошли. Есть тут поблизости холм. Его обитатели мне должны. Они летние, на зиму своё жилище закрывают. Вам у них хорошо будет.
— Но я не могу уйти из дома! — Микаэль чуть не заплакал. — Кто без меня отцу поможет И мамка опять в тягости.
— А я как же! — брауни обхватил его за ноги.

Микаэль погладил грязные волосы, вытащил запутавшегося червяка. Что же делать Что!

— Погоди, отец говорил, что какой-то чудак купил старый дом в долине — тот, где никто жить не хочет. Вроде, настоящий профессор из Дублина. Сказки собирает. Он работника искал, обещал хорошо заплатить, но никто не пошёл, боятся. А я бы нанялся. Если он любит сказки, может, и тебя не прогонит Только с тем домом что-то неладно.
— Потому что нельзя строиться на дороге гоблинов! — рыкнул баргест. — Ладно, так и быть, помечу дом, как свой. Вас не тронут.
— А что ты возьмешь за свою помощь — спросил Микаэль.
— Ты играй. Я буду приходить, слушать.

К дому в долине они пошли не спеша, приноравливаясь к неуверенным шагам подменыша.

— Я всё думаю, — помявшись, спросил Микаэль, — что с Джоем стало
— А что с ним станется — проворчал баргест. — Вырастет, женится на девице из брауни. Здоровых детишек нарожает. За тем его и украли.
— А Хромой Олли рассказывал, что Добрые соседи воруют детей, чтобы отдавать их демонам, вместо своих.
— В прежние времена и такое бывало, — баргест подтолкнул носом подменыша, замершего возле кустика цветущего вереска. — Но брауни никому дани не платили и не платят. Не переживай, не пропадёт твой братишка.

Микаэль глубоко вздохнул, напряженные плечи расслабились, словно сбросили невыносимую тяжесть.

— Хорошо.
— Хорошо, — повторил брауни, остановился возле россыпи бледных грибов, сорвал один и сунул в рот.
— Нельзя! — Микаэль попытался отобрать гриб.
— Ему можно, — хмыкнул баргест. — Спать лучше будет. Ну, вот и пришли. Дальше без меня.

Он сел в тени каменной ограды. Микаэль с брауни поднялись на крыльцо добротного, хотя и неухоженного дома, затянутого плющом до крыши. Постучали. Баргест подался вперед, всматриваясь в открывшуюся дверь. Профессор оказался невысоким толстяком в круглых очках. Они с Микаэлем о чем-то поговорили, потом профессор присел на корточки и протянул руку к брауни. Так в церкви касаются священной реликвии — бережно и с благоговением. Вот теперь, действительно, всё хорошо…

Баргест затрусил назад, к своей лёжке. Но что-то скреблось внутри, не давало успокоиться. Сказки собирает И что ему расскажут про баргеста Да ничего! Он уже сто лет не показывался на глаза, разленился. А ведь чёрные псы созданы для того, чтобы преследовать людей с нечистой совестью, воздавать по справедливости.

Баргест встряхнулся и повернул к деревне. Пора навести здесь порядок. Скоро профессору будет, что записывать.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *