— А у меня тоже есть кот. Знаешь, как его зовут
— И как же
— Чешир.
— Это как из «Алисы в стране чудес»
— Не-ет. Чешир это потому что он такой ласковый, придет к тебе, ляжет на колени, подставит живот и будто бы говорит: «Чеши! Чеши!» Но ведь кошки обычно мурлыкают, а не говорят. Поэтому и получается: Чеши-р-р! Чеши-р-р!
— Ничего себе! Забавно.
— Папа зовет его Чешкой, но мне не нравится, как будто попугая зовешь, а не кота.
— Ну, мне бы тоже не понравилось, если бы меня Чешкой звали.
Я недовольно свесилась со второй полки и приоткрыла дверь служебки. Димка опять нашел себе собрата по разуму. Я увидела, как он разговаривал с девчушкой лет пяти. Не хотелось пугать ее явлением рассерженного проводника, которому мешают спать. Я взглянула на часы. Сейчас будет Бабаево, большая станция, напарник будет отбивать подвагонку. Грохот такой, что у непривычных пассажиров будет складываться впечатление, что вагон сейчас развалится.
— Девушка! Череповец! Сдаем белье, ваше дежурство, вашу мать! За бортом минус сорок, в котле плюс девяносто.
Я открыла глаза, потянулась и начала переодеваться.
— Диман, как тут дела
— Пятьдесят два человека, битком идем, белья семьдесят три. Угля наколол.
— Топка
— Топка горит, толчки разморожены, грязь сложил, стаканы помыл, мусорный мешок повесил.
— Умничка какой. Стоит только наорать на тебя разок. Ну все, тогда ложись.
Первое, что я записала в бланке ЛУ, это то, что я заступила на дежурство в час — двадцать шесть.
— Так Ну давайте пересчитаем — я отхлебнула растворимого кофе, прислушиваясь к мерному стуку колес. Когда у меня что-то не сходилось, я иногда разговаривала вслух, чтобы все разложить по полочкам.
— Так. В Череповце вышли четырнадцать человек. Зашли восемнадцать. Чудесно. Через два с половиной часа Вологда, надо будет разбудить восемь человек. Зайдут четверо, все с бельем.
Я потянулась к щиту, чтобы выключить кипятильник и боковым зрением заметила, что в дверях кто-то стоит. Я повернула голову. Из проема на меня смотрела пара большущих испуганных глаз.
— Ты что-то хотела, девочка
— А где Дима — осторожно спросила она.
— Дима спит, теперь я за него.
— А долго он будет спать — подумав, спросила девчушка.
— Спать-то недолго, но потом он пойдет на соседний вагон, а я тут буду до шести вечера. А что ты хотела
Девчонка ничего не ответила и убежала на свое место. Я закончила заполнять документы, подбросила угля и пошла будить пассажиров, которые выходят на Вологде.
Вообще работа проводника зимой довольно тяжелая. Тут тебе и уголь ведрами таскать, и подвагонку тяжелым ломом отбивать, и шлак из топки доставать, отчего, бывает, дым идет по всему салону, а потом крики недовольных пассажиров выслушивать. В общем много радостей жизни поджидают проводника зимой. Вот один раз у меня спросили, почему я чищу зубы в 3 часа дня. Я удивляюсь простоте пассажиров. Уважаемые товарищи! Проводники они даже, пардон, до ветру ходят не тогда, когда хотят, а когда есть на это время.
Где-то после Вологды на пороге служебки снова показались любопытные глаза маленькой пассажирки.
— Мне не спится. — заявила она. — Можно к тебе
— Ну проходи. — пожала я плечами. Топка горела, документы заполнены, ближайшие две станции никто не выходит, почему бы не поговорить. — Только у меня тут один электростул. Если хочешь садись на мешок с бельем. Хочешь чаю
Малышка кивнула, я взяла два стакана из чайного домика и заварила нам чаю.
— Как тебя зовут
Я назвала свое имя.
— А меня Маша. Мне уже шесть лет. Мама спит, а я не могу. Мне страшно.
— А чего ты боишься
— Звуков за окном. Как будто кто-то плачет.
— Плачет Ну, это, наверное, ветер свистит так в проводах, или колеса скрипят на поворотах.
— Нет. Я знаю, как свистит ветер. Он как затянет одну ноту, так и тянет, тянет А тут настоящая музыка! Закроешь глаза, и кажется, что вдоль рельс выстроились сотни скрипачей на многие километры, и все они играют одну мелодию.
— А, так это поющие рельсы. Согласна, жутковатое явление, особенно ночью. Но ты не бойся, на движение поезда они не влияют.
— Все равно страшно. Мне дядя с тринадцатого места сказал, что это плачут души детей, разбившихся на железной дороге. И теперь мне кажется, что с каждым скрипачом стоит мальчик или девочка и подпевает ему.
Я мысленно обругала пассажира с тринадцатого. Ну зачем так пугать детей
— А Дима мне сказал, — продолжала Маша, — что путейцы специально укладывают рельсы уже, чем надо. Так они со временем расширяются под весом поездов и дольше служат.
— Вот это уже больше похоже на правду, — согласилась я. Узкая колея. Интересно.
— А дяденька в оранжевой жилетке сказал, что они бес сты бесстыковые. Поэтому и «поют». И что снаружи этот звук не слышно, а только изнутри.
Эта маленькая соплюшка и к поездному электромеханику успела пристать.
— Когда это ты разговаривала с дяденькой в оранжевой жилетке
— Он ко мне подошел, когда я в тамбуре одна стояла.
— Что ты там делала! Там же мороз тридцать градусов!
— Рельсы слушала. Их там лучше слышно.
— Но ты же боишься.
— И боюсь. Но это очень красиво. Эти дети звали меня к себе. Даже скрипачи замолчали, остались только они. И пели так протяжно, жалобно Только я не смогла дверь открыть. Даже в окно ничего не видно было — сплошная чернота.
— Машенька! только и смогла ахнуть я. Ты что, открывать двери на ходу поезда очень опасно! Ты же можешь вывалиться!
Девочка смешно сморщила носик.
— Даже проводники, когда на станциях проводят работы под вагоном, обязательно надевают сигнальные жилеты, чтобы машинист их видел и не тронулся раньше времени, — зачем-то добавила я.
— Я все равно к ним попаду! Я очень красиво пою, веришь Я хожу в музыкальную студию, и Вера Николаевна говорит, что у меня талант! с этими словами она убежала в вагон, а мне ничего не оставалось делать, как радоваться тому, что я всегда запираю боковые двери во время движения.
После этого странного разговора сидеть около окна, за которым стояла непроглядная темнота, стало как-то не комфортно. Не то чтобы я боюсь темноты, но когда воображение разыграется, сами знаете, что бывает.
Эх, ладненько. Время проливать раковины и туалеты. Это значит, что надо побороть сон, взять ведро, нацедить кипятка, пойти к нерабочему туалету, перешагивая через пассажирские ноги Взгляд упал на шестнадцатое место. Ребенка там не было. Никого не было и на пятнадцатом, и на тринадцатом. В этом купе спала только одна пассажирка. Свернутые мною матрасы говорили о том, что здесь никого не было с самого Питера. Странно, мне казалось, что мы идем битком.
Позже, когда все проснулись, я прошла по вагону, вглядываясь в пассажиров. Детей в моем вагоне не было, зато было три свободных места. Эти места даже были отмечены в бланке как свободные, чтоб вы не думали, что я сошла с ума или потеряла пассажиров. Билетов их я также не нашла. Я даже спросила у своих пассажиров и прошлась по составу, никто не видел никаких пятилетних Маш. В Кирове, кстати, эти места заняли, и теперь мы точно поехали полные.
Поездной электромеханик покачал головой и посоветовал поспать. И Дима мне не смог ничего внятного сказать, однако он хотя бы помнил сам факт существования девочки. Проводники народ эмоционально устойчивый, я в шутку убедила себя, что это было коллективные галлюцинации на фоне общего недосыпа и недоедания, и отправилась заниматься своими делами. До Екатеринбурга мы доехали спокойно.
На обратном пути, где-то в десять вечера, после Череповца, я снова заступила на дежурство. Сперва заполнила документы, выпила кофе, пошла подкидывать уголь в топку.
Холод пробрал меня до костей, едва я вышла в тамбур, ледяной ветер швырнул в лицо пригоршню сухого снега. Девочка стояла лицом к открытой двери в моем сигнальном жилете, который был настолько ей велик, что висел на ней, как одеяло.
— Маша, это ты
Она не обернулась и молча шагнула в черную снежную пропасть. В минуты стресса мозг порой выдает такую дичь, что хоть стой, хоть падай. Например я в первую очередь подумала, что теперь мне придется платить за этот чертов жилет. Я подбежала к двери и что было сил заорала в пустоту:
— Машаа-а-а!!!
Потом все пропало, как будто пустоте не понравилось, что в нее кричат, и она поглотила меня в ту же секунду. Удар. Холод. Забвение.
— Барышня, у вас с головой все нормально строго спросил чей-то знакомый голос, и в руки ткнулся стакан с горячим чаем. Что последнее помнишь
Я промолчала. Я уже не была уверена, где заканчивалась правда.
— Тебя нашли в тамбуре без сознания, дверь была нараспашку. От станции мы отъехали далеко, хрен знает, сколько ты там провалялась. А если бы ты вывалилась Ты можешь что-нибудь объяснить Что случилось
Если бы я знала, эх, если бы я только знала
— Полагаю, это от недосыпания, — пробормотала я. Понятия не имею, что произошло.
О Маше я решила молчать. Я убедила себя, что все это мне показалось. Игра воспаленного воображения. Я уже месяц сплю по три часа в сутки, и то не каждый день. Остальное время просто не дают. Либо работаю, либо мешают. Ничего, скоро праздники закончатся, сегодня уже десятое января, дополняк уберут, я уйду на выходные, и все будет хорошо.
— Дмитрий! крикнула начальник. Твоя напарница заболела, теперь лежит страдает, так что иди отбивай подвагонку.
— Ладно, ладно, — проворчал Диман. Слышь, напарница! Где твой жилет Нигде не могу найти. В шкафчике нету