Подсолнухи

– Элли, бегом ужинать!

Восьмилетняя черноволосая девочка, аккуратно положив плюшевого енота к остальным игрушкам, побежала на кухню.

В комнате, освещаемой тусклым светом лампы, собрались все члены семьи. Элли заняла свой ветхий высокий стульчик рядом с братом. Отец и бабушка, которая разливала горячий чай в пять пошарпанных чашек, сидели напротив.

Уставших после дневных трудов людей не тяготило нависшее молчание. Они улавливали дразнящий желудок запах, тянущийся от плиты, за которой возилась мать. Спустя пять минут на столе оказалось блюдо, полное молодого, только что собранного картофеля. Мать добавила в блюдо масло и выложила на стол три буханки мягкого хлеба. Пар, исходивший от горячей картошки, с силой бил в ноздри. У всех разом закончилось терпение, и семья приступила к ужину.

– Этот бездельник до сих пор ошивается рядом с нашим домом, – сказала мать.
– Пусть рисует свои картины сколько влезет. Чем он тебе не угодил – ответил отец, накалывая на вилку очередную картофелину.
– А вдруг он убийца или вор. Откуда мне знать, что ему может взбрести в голову, пока мы работаем в поле Вернемся, а дом ограблен. Прогнал бы уже его наконец.
– Я целыми днями как проклятый собираю картошку! И какой-то художник – последнее, о чем я думаю.

Элли догадалась, что родители обсуждают мужчину, который каждый день с раннего утра и до самого вечера топчется около поля подсолнухов. Мать напрочь запретила приближаться к нему.

Картофель закончился. Началось чаепитие.

– А если он что-то сделает с Элли, пока нас нет – продолжила о своём мать семейства.
– Элли всегда с бабушкой. А бабушки – лучшая защита от всего плохого на свете.
Бабушка улыбнулась и одобрительно кивнула.

– Ничего от мужчин не дождешься! – мать всплеснула руками. – Если ты его не прогонишь, то это сделаю я. Элли, быстро спать! – воскликнула она, схватила девочку за руку и повела в спальню.

Элли, переодевшись, потянулась к плюшевому еноту, с которым засыпала и просыпалась каждый день. Потому что лучшая защита от всего плохого на свете после бабушек – это плюшевые игрушки.

– Ты уже взрослая! Хватит спать с игрушками. Ложись. Живо!
Напуганная криками матери, Элли легла в кровать отвернувшись к стенке. Мать потушила лампу и вышла из комнаты.

Конечно, спать было ещё рано, но Элли не стала возражать разозлившейся родительнице. Она долго лежала с открытыми глазами и слушала доносившиеся с кухни крики. Когда всё утихло, Элли, набравшись смелости, на цыпочках пробралась к своим игрушкам и вернулась в постель уже с ними, после чего быстро погрузилась в сладкий сон.

* * *
Элли сидела на мягкой траве во дворе дома и разглядывала муравьев. Они собирались в две противоположно идущие шеренги. Внимание привлекли четверо насекомых, которые на своих спинах несли веточку. Элли, будучи любопытным ребенком, решила проследить, куда муравьи несут свой груз. Девочка оглянулась на крыльцо дома, где в тени сидела бабушка, и убедилась, что та спит. Не боясь быть замеченной, Элли на четвереньках последовала за группой насекомых, ни на секунду не упуская их из виду.

Солнце в этот день светило, как в последний раз. Элли стало жарко. К вспотевшим ладоням прилипала земля, обнаженные колени царапались об мелкие камни. Но такие мелочи не могут остановить вошедшего во вкус ребенка. Элли следовала за муравьями. И как минимум за тень, спасавшую от разъяренного солнца, они могли сказать ей спасибо.

Неожиданно на пути шпиона возникло препятствие, которое заявило о себе ударом по голове. Элли, оторвав взгляд от уже улизнувших муравьев, увидела перед собой грязные изношенные ботинки.

– Ой! – воскликнула Элли и, оттолкнувшись ладонями, отпрыгнула назад.
Девочка подняла голову и увидела фигуру в коричневых штанах, клетчатой рубашке и жилете. На голове фигура носила широкополую соломенную шляпу. Бородатое лицо смотрело на Элли и улыбалось.

Мужчина протянул руку и спросил:
– Следишь за муравьями
– Д-да… А вы откуда знаете – удивленно спросила девочка. Откуда взрослый мог знать такие вещи

Элли протянула руку в ответ, и мужчина помог ей встать, после чего присел на корточки, сравнявшись ростом с ребенком.
– Когда я был маленьким, тоже любил за ними наблюдать.

За фигурой мужчины раскинулось широкое поле подсолнухов. Желтизна цветов, освещаемых ярким солнцем, так и резала глаза. «Это же тот самый дядя, который не нравится маме» – подумала Элли.

– Те, за кем ты шпионила, уже убежали. Но муравьев здесь много, несложно выбрать новую цель.
Мужчина повернулся к мольберту, на котором расположилась неказистая копия подсолнечного поля. Краска в некоторых местах подтекала из-за сильной жары, но мужчину это не смущало. Кисть в его руках делала в местах подтёков дополнительный мазок.

– А почему вы сюда приходите каждый день Моя мама на вас ругается.
Мужчина, не оборачиваясь, ответил:
– Мне нравится рисовать подсолнухи. А здесь самое большое поле в окрестностях.

Элли подошла ближе к мольберту и рассмотрела картину.
– Дядь, а почему вы именно подсолнухи рисуете
– Раньше я рисовал ирисы, но в них нет жизни. А в этих цветах её даже больше, чем в некоторых людях.

Мужчина поднял мольберт и переставил его на пару метров влево.
– Нарисуйте меня! – с предвкушением воскликнула Элли.
– Хех! Ну хорошо, становись вон туда, – недолго думая, художник указал на место возле поля.

Элли спустилась со склона к полю и, улыбнувшись во все имевшиеся у неё зубы, замерла.

Кипела работа, кипели под солнцем художник и маленькая натурщица. Элли время от времени срывалась с места и подбегала к мольберту посмотреть, что получается на картине. Потом бегом возвращалась обратно. Художник вместе с мольбертом иногда смещался в сторону.

Спустя час работа была закончена. На полотне появилась точная копия поля подсолнухов с прошлой картины, к которой прибавилась фигура девочки.

Элли взглянула на итоговый результат и, опустив голову, расстроенно спросила:
– Я правда такая некрасивая
Художник растерялся. Ему нравилась его работа.
– Просто это стиль такой… Мой стиль. Я так пишу.
Скрестив руки на груди и насупившись, Элли вспылила:
– Тогда дурацкий у вас стиль! И подсолнухи ваши тоже дурацкие!

Художник стоял и смотрел на всхлипывающую девочку. Он не знал, что ответить.

– Элли! – вдруг раздалось, словно раскатистый гром. К мужчине и девочке, стремительно перебирая тощими ногами, неслась мать Элли. – Живо! Живо сюда!

Элли незамедлительно побежала к матери, попутно спотыкаясь об камни.
– Я что тебе говорила! Не приближаться к нему! А ты, – кричала мать художнику с безопасного расстояния, – ещё раз я увижу тебя рядом с моей дочерью – тебе не поздоровится!

Художник молча смотрел на мать и ребенка, а обида иголкой оставляла на сердце проколы.
– Марш домой, – сказала мать Элли. – Сейчас всем дома от меня достанется!

* * *
Следующим утром Элли проснулась рано. В окно рядом с кроватью отчаянно бился дождь, падающий с туго затянутого неба. Родители спали дольше обычного. Работы на картофельном поле в дождливые дни они не вели.

Элли, закутавшись в одеяло, смотрела в потолок и обнимала плюшевого енота. Мать строго отчитала её за вчерашний день и запретила в течении недели выходить из дома. Элли думала о том, какие невыносимые семь дней взаперти ей предстоят, когда за окном послышался громкий звук. Отец с братом иногда брали её на охоту, поэтому Элли знала, что так звучит выстрел.

Девочка привстала и посмотрела в окно. Там, где было поле подсолнухов, взмывала в небо стая ворон. Даже здесь было слышно их карканье. Элли вскочила с кровати и выбежала на крыльцо дома. Вороны кружили над полем. Подсолнухи, которые ещё вчера гордо смотрели на солнце, скорбно опустили головы.

Элли замерзла и намокла под дождем, но не отрывая взгляд смотрела на поле. Шорохи в доме заставили вспомнить запрет матери на выход из дома и частично привели её в чувство. Она вернулась в кровать и притворилась спящей. А эхо выстрела и крики ворон ещё долго звучали в голове.

Источник