Я пират!

 

Я пират! Я не какой-то там Петрович, я пират! Мой зоркий глаз (второго нету) отчаянно пронзает тьму морей! Мой правый крюк (на левой пальцы) надежно держит нас у этой, у фок-мачты! А почему нас

Я не какой-то там Петрович, я пират!
Мой зоркий глаз (второго нету) отчаянно пронзает тьму морей! Мой правый крюк (на левой пальцы) надежно держит нас у этой, у фок-мачты! А почему нас двое Вот же он! Сидит, надувшись, на плече мой верный Кукер! Мой старый, верный и такой же одноглазый попугай!!! Нас двое, мы одно, внизу команда. Команда проклятых, отчаянных, своих.

И трюмы наши полны. Набиты ромом и запасами еды, а также краденым оружием сполна.

***
— Здоров, Петрович!
— Здоров, Михалыч!

***
Я не Петрович, я пират, йо-хо-хо!!!
Да, я пират, и трюмы мои полны. И верные, но пьяные матросы, мертвецки спят, я встал на якоря. Мой зоркий глаз (один, ты помнишь) Скользит по старой карте. И рядом, по столу, гуляет Кукер. Мне нужен знак, мне нужен крест на этой карте! Мне нужно золото, чтоб потчевать матросов вином и ромом дальше, сотню тысяч лет.

Я стал пиратом так давно, как только вырос.

Я с детства вечера сидел в порту. Я вглядывался в голубую даль, стараясь разглядеть черты за горизонтом. Я чувствовал, я знал, я ждал. Ее Мечту и субмарину. Скользящую и быструю, летящую, парящую, как самый быстрый ветер, в лиловом платье шелковом Я ждал мою Марину!

***
— Петрович!!!!! Стой, куда прешь! Опять с утра накидался!
— Михалыч, уйди, бля, и так тошно.
***
Какой я, нахер, вам Петрович, я пират!

Сидел в порту я в детстве, ждал Марину. Сидел и ждал, пока не стал большим. Марины не было, но было много девок. Французких, марокканских, из Перми. Я пересаживался с пристани за стойку. И да, я пил. Но пил из-за любви! Потом я плюнул на Марину и мечту. И стал портовым грузчиком однажды. Я стал грузить грузЫ, и набивать чужие трюмы ромом. Свои же баки продолжал грузить вином.

Пока однажды, на моем кривом пути
Не повстречалась девушка слепая. Она сидела, протянувши к морю руки, босые пятки спрятав под подол, и что-то пела, слов не разделяя. Мы познакомились. Она сказала, что я пахну, как тысяча протухших рыбьих бошек. А я ответил, что мне похер, я пират! Она спросила: «если ты пират, то где все золото твое, которым дышишь, за чем охотишься без устали в ночи»

Мне нечем было крыть, и я соврал.

 

Сказал: «Марин, ты знаешь, я тут выйду. Мне тут недалеко, но я вернусь». Пошел, нашел корабль, нашел матросов. Матросов крепко спящих и бухих. Нашел каюту капитана и зашел А дальше как в тумане, я не помню. Но были брызги крови на руках! И был кинжал. Клинок его, я помню, был испещрен узором древних рун. А рукоять теплом ласкала пальцы.

***
— Здорово, Михалыч, а че у нас с Петровичем
— Да от него Маринка на днях ушла. Бухает как черт.
— Бля
— Вот тебе и бля
***
Вот так я стал пиратом.
А не каким-то там Петровичем, заметь!
Собрал команду верных, низко павших, а также сильно пьющих мужиков. Собрал свой компас по какому-то рисунку. Куда-то плавал, грабил, убивал. Однажды я вернулся в порт тот за Мариной, она ждала у пристани, как встарь. Я взял ее, поднял и обнял, отнес в свою каюту на руках
Мы были счастливы, но счастливы недолго.

Она была слепая, черт возьми! И как-то ночью перепутала каюты. И вместо нашей оказалась спать в чужой. Моя, моя Марина, в синем платье. Босая, как обычно, спать пришла. Я снова поднял свой кинжал, уже над ними. Над той Мариной, спящей с мужиком. С чужим, невкусно пахнувшим и пьющим!

Верный Кукер… Он спас меня тогда, в такую ночь.

Он выклевал мой глаз, чтоб я не видел (за это я разбил его, мы подрались). Потом он острыми когтями драл мне руку, чтоб выпал тот кинжал, что я держал! Он драл мне волосы, чирикал, я ругался. Мы провели в каюте два три дня. За это время потеряли много перьев, и руку, и два глаза на двоих, потом мы пили с попугаем…

***
— Петрович
— Че
— Ну ты это Держись там, че
***
Мы пили очень много с попугаем. А не с каким-то там Михалычем, заметь!

Потом чертили карты, снова пили, стреляли карронадой по судам. Мы брали силой все, что не отдали, мы брали жизнью, все, что нужно нам… И вот я здесь, стою на салинге и плачу. Я плачу, мол, Мариночка, вернись! Мой зоркий глаз (второго нету, помнишь), рыдает неустанно. Я задолбался пить это вино!

Но на плече моем сидит мой верный Кукер. Мой старый, верный и такой же одноглазый попугай. Нас двое, мы одно, и мы команда. Команда проклятых, отчаянных, своих. Да, был бы я Петрович я бы запил.

Но я пират! И я не пью я так живу!

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *