Божественная репутация

«И выбралась юная богиня из подземелий, сырых, мрачных, стенаниями страждущих душ полнящихся. И оставила позади постылого супруга — царя мертвецов, что лишил ее солнечного света. Возликовал мир, запели птицы, а стужа, убивающая все живое, наконец, унялась. Так была спасена земля. История же о златокудрой Персефоне, принесшей людям весну, сохранится пусть в веках, чтобы знали потомки нынешних поколений правду о событиях этих дней.
Да будет так!»

* * *
— Ах ты ж моя кровинушка! Ах ты ж моя родненькая! — заламывая руки, на весь Олимп причитала дородная дама в легкомысленном цветочном веночке. — Не углядела! И ведь как берегла, как тревожилась, а не углядела! Что ж теперь люди скажут
— Мам…
— Что ж теперь будет Срам-то какой! Не для подлого злодея я свою доченьку растила!
— Ну мам!
— Да не мамкай ты! Лучше подумай, как доброе имя свое вернуть!

Стоящая рядом светловолосая девушка терпеливо вздохнула. Остановить театральные стенания Деметры в ближайшее время возможным не представлялось. Тем более, к безутешной матери уже подтягивался батальон любопытствующих зрителей.
— Персик, вот говорил же, давай по старинке — возьму букет, бутылочку «Рецины» и приду с родителями знакомиться, — покосившись на новоиспеченную тещу, шепнул возлюбленной Аид. — Успеем ещё лайки собрать.

Ответный взгляд Персефоны был донельзя оскорбленным:
— Милый! При чем здесь вообще лайки! — так же, шепотом, возмутилась богиня. — Дело не в популярности, а в романтике! Ведь как красиво получилось: ты, весь такой властный, на этой колеснице! Страстно подхватил, к себе прижал и умчал в закат! Ну какая девушка от такого откажется Все местные нимфы просто в обморок попадали. Но вообще, — лукаво усмехнулась Персефона, — лайки всё-таки лишними никогда не бывают. А после твоего эффектного признания мы в соцсетях вообще рекорды бьем.
— Ты об этих человеческих рынках с керамикой — тон Аида оставался довольно безучастным, но польщенная полуулыбка выдавала его с головой. — Что есть, то есть — наши селфи там буквально на каждой амфоре.

Тихие, но оживленные переговоры перспективных блогеров Олимпа вызвали новый виток негодования уже притихшей было Деметры.
— Ну чего ты радуешься, сатир безрогий — подскочив к избраннику дочери, горестно простонала она и пихнула его в бок кулачком. — Признавайся, что это за гранат такой был, после которого девочка в родительский дом возвращаться не желает

Аид и Персефона переглянулись. Публикации их романтических портретов, изображающих объятия у камина и кормление друг друга отлично вписывающимся в общую цветовую гамму гранатовыми зернышками были запланированы только на следующую неделю. Неужели слив!
— Наверняка зелья какого приворотного намешал, чтоб к себе привязать, — наседала тем временем разъяренная богиня плодородия. — Потому что не могла моя умница сердце собственному похитителю отдать. Не могла! И все тут!
— Мам, ну сколько можно! Мне уже двадцать одно столетие! Я устала от гиперопеки!

Только небу известно, как долго продолжались бы эти препирательства, если бы в жаркий спор не вмешался ещё один участник.
— Спокойно! — твердо, но миролюбиво дал установку всем присутствующим статный мужчина в хитоне делового кроя. На приколотом к одежде бейдже гордо красовалось: «Гименей», а чуть ниже шрифтом поменьше было добавлено: «Директор брачного агентства «Узы Гименея».

Приблизившись к спорщикам, бог семьи ободряюще похлопал Аида по плечу, подмигнул Персефоне и, уцепив Деметру под локоток, мягко отвёл ту в сторонку.

— Я всецело разделяю ваши опасения и искренне восхищаюсь материнской заботой такой силы, — дипломатично начал Гименей, — но должен вас уверить — ничего противозаконного и тем более, пятнающего честь вашей кроткой дочери, не произошло.
— Но как же! Похищение… приворот на гранате… и вообще…
— Гранат, — вдохновенно произнес бог нараспев, призывая на помощь всю свою фантазию, дабы выручить попавших в переделку влюбленных. — Видите ли, великолепнейшая, сей удивительный плод издревле считается символом супружества, семейных ценностей и безграничной любви в браке. Иными словами, преломив его и разделив между собой, пара будто бы клянётся друг другу в верности.
— То есть они…
— Прекрасные молодые боги, чтящие традиции. Очень, очень рад за вас, — подытожил Гименей, отстраняясь от женщины и тепло пожимая ее ладонь, — вы воспитали достойную дочь.

Откуда-то из наблюдающей эту сцену толпы раздались аплодисменты. Не в силах больше противится всеобщему одобрению, Деметра неуверенно улыбнулась.
— Ладно уж. Делай, что хочешь, — обернулась она к дочери, держащей за руку своего спутника. — Но на лето чтобы в гости приезжала. Я вам хоть варенья наварю и солений закупорю — авось не голодными в холода будете.

Под общие овации счастливая чета трогательно обняла прослезившуюся мать семейства и, резко вспомнив, что дома Цербер не кормлен, поспешила ретироваться.
— Раз уж дочку все устраивает, пускай, — вздохнула Деметра. — Главное, чтобы ситуацию смертные не переврали. Как-никак, божественная репутация — вещь серьезная.

* * *
«История же о златокудрой Персефоне, принесшей людям весну, сохранится пусть в веках, чтобы знали потомки нынешних поколений правду о событиях этих дней.
Да будет так!»

Дописав последние строчки своего ошеломляющего произведения, Клио довольно улыбнулась. Ее исторический труд был обречён на успех: здесь присутствовало все, что испокон веков нравилось человечеству.

Жизнь богатых и знаменитых. Спасение мира. Скандалы, интриги, расследования. Добытые пройдохой Гермесом портреты из личного архива участников событий (особенно хорошо смотрелись те, с гранатом).

«Впрочем, — задумалась Клио, — скандалов в истории, пожалуй, маловато. Надо добавить что-то ну совсем уж ядрёное. Точно! Пусть главные герои будут родственниками. Нет! Пусть вообще все герои будут родственниками! Зевс Всемогущий, да люди оторваться от этого чтива не смогут!»

Пожалуй, истина при таком раскладе становилась чуточку искаженной, а некоторые факты — слегка вырванными из контекста, однако в общем и целом повествование выходило крайне увлекательным. В конце концов, кому вообще нужны скучные реальные подробности

Закатное солнце заливало рабочий стол музы мягким золотым сиянием, придавая цвету исписанного пергамента невиданной глубины.
«Жёлтая пресса, — вдохновенно решила Клио. — Да, я назову свое издание именно так»

Источник