Не могу молчать

У караоке-бара «Не могу молчать» круглосуточно дежурит катафалк.

Ларри Сайлент, владелец заведения, пишет на доске мелом: «Угощаем выпивкой каждого посетителя, вы платите только за караоке».

Год назад, когда бар готовился к открытию, Ларри получал десятки гневных писем. Его грозились привлечь к суду за циничное нарушение норм морали и этики, но такого закона не было, да и вряд ли его когда-нибудь примут: слишком долгих дискуссий и уточнений требуют эти самые нормы.

Теперь им жалко расходовать слова.

После Третьей Мировой Катастрофы человеческая физиология изменилась: тело изнашивается так медленно, что почти бессмертно. Никто ещё не умер от старости.

Разумеется, не обошлось без огромного «но».

Речевой аппарат остался прежним, но его использование пришлось ограничить до ста слов за целую жизнь. Каждое произнесённое слово равно году жизни. Выговорив запас до конца, человек умирает. На месте. Реанимации не подлежит.

Открывать в таких условиях караоке-бар — идея не только аморальная, но и убыточная — так говорилось в самых дружелюбных письмах, что получал Ларри.

Первый месяц его заведение обходили стороной, как чумной барак. Потом потянулись любители выпить на халяву. Бар балансировал на грани разорения, когда один из завсегдатаев выложил на стойку пачку банкнот и двинулся к микрофону.

Все замерли. Аппаратура была готова.

Человек на сцене решительно ткнул в сенсорный экран музыкального автомата, выждал вступление и запел.

Well, you can tell by the way I use my wal…

Он не успел закончить куплет. Ларри вызвал катафалк (в неотложке не было смысла) и взял на себя все расходы — благо, стоимость его услуги покрывала их с избытком. Да и родственников у покойного не оказалось.

В тот момент Ларри понял, кто его целевая аудитория.

Количество заявок росло. Многие приходили посмотреть, больше половины из них однажды покупали услугу. Сарафанное радио работало лучше любой рекламы.

Гневных писем тоже стало больше. На email прилетали угрозы, а в окна бара — бутылки с зажигательной смесью. Заведение продолжало работать.

Празднуя год со дня открытия, Ларри решил снизить цену до себестоимости. Он как раз писал объявление мелом на доске, когда услышал механический голос.

— Мистер Сайлент

Ларри обернулся и увидел у стойки мужчину, который набирал текст в карманном репродукторе.

— Ваша деятельность подпадает под закон об эвтаназии. Также вы провоцируете людей на самоубийство. Плюс мошенничество: они платят за это огромные деньги. Иногда — все свои сбережения.

Ларри нахмурился, стёр с доски объявление и написал:
— Они делают это добровольно. Каждый, кто решил использовать словарный запас до конца, может сделать это в семейном кругу или среди друзей.

Место на доске закончилось. Ларри убедился, что собеседник дочитал до конца, стёр надпись и продолжил:
— Как вы думаете, почему они приходят сюда

— Почему — репродуктор вернул вопрос.

— Это одинокие люди. Им просто некому отдать свои последние слова. А здесь, — Ларри широко взмахнул рукой, — всегда кто-нибудь выслушает, — он снова стёр надпись. — Большинство приходит только чтобы услышать чью-то последнюю песню.

— Выпивохи сюда приходят, — репродуктор звучал ровно, но интонации легко угадать: собеседник зол и… горюет

— Вы кого-то потеряли — лицо Ларри сделалось участливым.

— Мой брат поссорился со мной. Я с ним не ссорился. И узнал о его… ршении толко вчра, — мужчина не попадал по клавишам, и репродуктор выдавал текст с опечатками.

— Мне жаль, — написал Ларри.

— Чёрта с два тбе жаль! Ты нварился на ево смерти.
— Я готов вернуть всё, включая расходы на погребение.
— Думаешь откупиться! — выкрикнул мужчина в запале и осёкся. Ларри предостерегающе приложил палец к губам. Его собеседник снова застрочил в репродукторе.

— Зачем ты открыл это чёртово место

— Я всегда мечтал о караоке, — грустно улыбнулся Ларри. — После Катастрофы стало ясно, что время никогда не будет подходящим, оно только уходит. Ну, и решился.

— Мечтатель хренов… Ты хоть понимаешь, что это территория смерти

— Я смотрю на вещи иначе. Это выбор. На вывеске написано «Не могу молчать», помните

— Фальшивка. Какой тут смысл, если ты сам пишешь на доске, не открывая рта

Ларри опустил взгляд и, казалось, уменьшился. Теперь он был похож на надувную куклу с неисправным клапаном. Наконец он стёр с доски последнюю фразу и стал писать. Его каллиграфический почерк как будто отказался служить хозяину и кинулся плясать над пропастью.

— Смысл в том, что я даю человеку возможность быть услышанным. Возможность, которой нет у меня самого.

— Что значит «нет» — мужчина презрительно сощурился. — Давай, топай к микрофону, а я послушаю.

— Если бы мог это сделать, — тщательно вывел Ларри, — то не стал бы открывать караоке. Но не могу.
Я от рождения нем.

Источник