Чудь белоглазая

 

Чудь белоглазая ― Да подождите вы! ― Ребята опять оказались далеко впереди, стоило мне отвернуться. ― Куда вы так несётесь Пришлось уцепиться за лямку Лёхиной сумки, чтоб идти в их темпе. ― У

― Да подождите вы! ― Ребята опять оказались далеко впереди, стоило мне отвернуться. ― Куда вы так несётесь
Пришлось уцепиться за лямку Лёхиной сумки, чтоб идти в их темпе.
― У тебя телефон с собой ― уточнил Костя, обернувшись. ― А то вдруг сильно отстанешь.

Я киваю, не до конца расслышав вопрос, и продолжаю вертеть головой, рассматривая всё вокруг, насколько это возможно. Всё равно идём слишком быстро. Они-то здесь не в первый раз, хоть и не местные. А я за последние полгода впечатлений хлебнул больше, чем за всю жизнь.

Зима в деревне ― почти привычно. Печка, лес, куда я и так часто выбирался, короткий морозный день и чистое звёздное небо ― так и смотрел бы, если б спать не хотелось. Единственная проблема: первое время очень болели глаза, и кожа не то обветрилась, не то обгорела (чему я бы не удивился на самом деле). Фельдшер пожал плечами и обозвал альбиносом. А глаза, сказал, странные, не видел он раньше таких.

Потом меня Костя в областной центр увёз, как каникулы кончились. Они с Лёхой меня с детства знают ― тоже по лесу гулять любили.

В городе всё совсем другое. Каменные дома здоровенные, этажей девять, а то и двенадцать! Машин куча, людей тоже. И всё такое яркое! Даже гирлянды с деревьев не снимают после праздников. Я весь третий день в квартире пробыл ― осознавал.

Потом меня по центру водили. Там дома поменьше, но такие красивые! Цветов разных, с фасадами украшенными, с колоннами. И деревянные сохранились, даже с резьбой на наличниках. А вечером столько света! Гирлянды, витрины, вывески, светофоры. Над мостом фонарики, будто небо звёздное, до которого допрыгнуть можно. И фонари кое-где будто старинные, свет такой тёплый от них.

Памятники показывали. И зачем их так много, если на них один и тот же человек в разных позах И почему других тогда по одному Они менее важные Не знаю…

К церквям водить пробовали, мол, одно из достоинств города. Но этого я вот совсем не люблю.

И вот так до лета я там и жил. Ко всему привык в принципе. Газ и электричество и в деревне есть, с интернетом тоже начали ещё там знакомить. Телефоны только не люблю. Но именно звонки. Голос человека через трубку не такой какой-то, пугает. Будто навь какая со мной говорить знакомым голосом пытается.

― … Олег. Вещее чучело!
― А
Это Лёха точно мне. Вот опять засмотрелся и прослушал что-то.
― Телефон твой, говорю, заряжен А то помню я, как тебя в марте искали.
― Да был, вроде…

Наконец-то остановились! Костя решил позвонить мне, чтоб удостовериться. А я всё равно не знаю, где телефон. На дне рюкзака, наверное.

Когда мы ехали сюда, ребята предупредили, что город, по сравнению с предыдущим, просто огромный, поэтому телефон мне нужен ― хочу я того или нет. Ещё и на звонок что-то громкое поставили.

― Абонент ― не абонент, ― вздохнул Костя. ― Где он у тебя Давай зарядим.
― В рюкзаке. Там рыться долго, а в подземке связи всё равно нет.
― Опять в метро рвёшься ― усмехнулся Лёха. ― Родная стихия
Посмеялись и пошли дальше. Уже не так быстро.

Мы здесь всего второй день, город у меня в голове ну никак не укладывается. Сам факт того, что он именно такой. Нет, я раньше читал про него и про другие города России, представлял как-то. Но на самом деле всё оказалось не так. Я даже не знаю, с чего начать-то… Ребята его огромным называли, но к нему даже это слово не подходит ― он гигантский! Будто его древние великаны строили. Как в доме может быть больше двадцати этажей А ведь есть ещё небоскрёбы! В них можно на облака сверху смотреть! Это же просто невероятно!

 

А эти фасады! Дома в одну большую линию сливаются, но все разные. Чем-то похожи на те, что в прошлом городе были, но больше. И они больше, и их больше, и украшены они разнообразнее. И снова витрины, вывески, куча света по вечерам!

Когда спускаемся в метро, Лёха проверяет время.
― К закату успеем, ещё полно времени. Можем на станции посидеть, если хочешь.

А я хочу. Я очень хочу! Решили остановиться уже на нужной станции, чтоб не проворонить закат. Там и скамейки как раз есть.

Метро мне понравилось сразу. И не потому, что оно под землёй. Оно ― как продолжение города, верхнего города, но на территории, где обычно живём мы. Поначалу это было так странно. Будто какой-то переходный мир, часть поверхности оказалась здесь и принесла с собой что-то оттуда. И это даже не про архитектуру, жителей и железную дорогу. Под землю спустился ветер.

― Слушай, чудик, ― спросил Костя, когда стих грохот поезда, ― а правда, что ваши помогали метро создавать И в Москве, и здесь
― Правда, ― отвечаю. ― Когда вы под землю спускаетесь зачем-то, ― метро, переходы подземные, шахты и прочее, ― знающие люди всегда нас ищут. Слышал, тут станцию какую-то строили, поторопились, не посоветовались. Вот и затопило её очень скоро, потом и прибежали. А исправлять куда сложнее, чем сразу по уму делать…

Снова прибыл поезд, толпы людей устремились и к выходу, и к вагону.
― Знаете, мне рассказывали, что некоторые из наших машинистами в метро работают. Правда или нет ― не знаю да и проверять не хочется. Но так говорят.
― А ты узнаешь своих, если в толпе увидишь

Пожимаю плечами:
― Не знаю. По глазам, разве что. Так их и спрятать можно теми же линзами. То, что бледные мы ― так это понятно, ведь под землёй живём, там солнца нет. Но блондины и альбиносы и среди вас встречаются. Человека знать надо, чтоб понять, что он не здешний. Мы ведь такие же, как и вы, по большому счёту.
― И много вас уже на поверхности
― Говорят, что нет. Многие быстро возвращаются. Другие не говорят, что уходят. Сложно посчитать.
― Пойдём, ― Лёха посмотрел на часы. ― Нам ещё до нужного дома идти.

Они привели меня на крышу! Парни сюрприз обещали, но чтоб такой…

Солнце уже почти село, через облака глаза не слепит. Город весь передо мной, до самого горизонта, куда ни посмотри. Шпили, башни и крыши. Мне даже сравнить это не с чем, ничего похожего я в подземельях не видел.

И небо… Опять же, в голове не укладывается. Мы уже так высоко, а к нему будто и не приблизились. Да и не могли приблизиться, это ведь не потолок никакой ― там бесконечность повсюду, нигде края нет! Только облака кажутся ближе, похожие на расплывчатые горы, но только кажутся, до них тоже не дотянуться. А небо и за ними бесконечно продолжается.

Когда ты в деревне или в лесу на него смотришь ― это совсем не то. Мешает что-то. В лесу ― деревья его закрывают, а до верхушек я никогда не залезал. В деревне было много звёзд, но суть не в них: тёмное небо слишком на потолок пещеры похоже. К тому же, что в лесу, что в деревне, чтобы увидеть небо, голову запрокидываешь. А даже если лечь, всё равно понимаешь, что ты на земле, а небо только выше.
Но когда ты забрался на высокую крышу, ты сам будто бы в небе, оно вокруг тебя, везде.

Взгляд зацепился за купол Исаакиевского собора.
― Вы же знаете, почему мы ушли под землю тогда
― Не хотели принимать христианство, насколько я помню.
― Ага. До меня тут дошло кое-что. Богам ведь всё равно. Кто мы, как мы называем себя, как называем их. Мы же только их имена и унесли с собой. И не спасали мы их вовсе. От чего кучка людей вообще может спасти Бога От забвения, разве что. И наградили они нас от силы за преданность, если вообще наградили, а не наказали.
― Это ты про ваше долголетие Ты ведь ничуть не изменился с тех пор, как нам с Костей лет по шесть, наверное, было.
― Да, вроде того. Думаю, нам дали время понять что-то.
― Что, например

― Это не объяснить, наверное… Но им ведь и в самом деле всё равно. Они ― ― как это небо. Всегда были, всегда будут, что бы мы или вы ни делали. А мы сидим там, под землёй, будто в темнице, ждём, «когда на Руси жить привольно станет», когда нам знак какой дадут. И ведь никто нас туда не сажал, и никто там не держит. И о многом из верхнего миры мы знаем, да обо всём почти, но на словах. Сидим, закрылись, будто дети обиженные…
― Может ты и прав. Мне судить сложно, я под землёй не жил. И хорошо, наверное. Будешь теперь своих вразумлять, когда вернёшься
― Не вернусь. Не смогу я этого объяснить, это надо просто увидеть и понять. Причём каждому и самостоятельно, как было, когда уходили. Может, тогда эти «привольные времена» и настанут, а может и нет. Я же мелкий был совсем, когда мы ушли, не понимал. А сейчас всё понять пытался ― ради чего всё было. Ради чего мы всё это, весь этот мир оставили. Не знаю… Не знаю я, что нужно, чтобы Небо на идею променять, и не хочу знать. И менять не хочу.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *