Полная луна

…Витыми лентами, крепкими полозьями запомнила я нашу первую Красную Горку. И кричали односельчане и наши родственники: » Дай нам здоровья!» — и накрывали шубой, когда мы с тобой лежали, смеющиеся, ещё не распутавшие рук и ног, на остановившихся санях.

«Славу молодым! ‘» — дядя Степан порывался нас чествовать, но его уже никто не слушал: все (и мы первыми, первыми, ладо!) почувствовали землю и рвались в тепло, в дом, к огню и столу. В избе я подала тебе хлеба, а ты лил в мою крынку молоко, и было оно тёплое, как наши руки, всё ещё ищущие друг друга в талом снегу.
А я была тогда несмела, тиха и не юна даже — а совсем девочка. Не невеста — невестушка. Так ты меня и звал. А в другой год, на следующую Красную Горку, мы с тобой уже стояли на верху холма и толкали сани — ты в полушубке, я в цветной шали.

Сейчас настала новая зима.
***
…Мы шли по езжалой и утоптанной дороге. Ты — как всегда, на самой середине, и длинная тень от тебя ползла по жёсткому краю сугробов. Неверная, расплывающаяся в лунном свете. На человеческую непохожа из-за висящих на спине торб. Посмотришь со стороны — не то леший тащится, не то дракон горбатый ползёт. Пугает.
А моя тень уходит назад, за спину, и я не вижу ее очертаний. Наверное, те же полы тулупа и торбы. Все, что имели, мы носили на себе.

После того, как ушли из избы, из села, да взяли с собой по торбе с хлебом, ножами, кресалом. Помню — перед самым уходом, сняла последнюю в моей жизни тонкую рубашку с вышитым воротом и надела другую, серую. Вытащила из деревянного сработанного дедушкой ларчика две иголки, обмотала вокруг ниткой, свернула её да и приколола к ткани торбы изнутри. Тогда-то поняла, что не быть мне больше женщиной бродяг и разбойников с тракта ведь по родам не разбирают, за столом по леву руку хозяйку не сажают всех в одну темницу, и мне так жить. Говорю же, молодая была, трусила.
***
…Тень твоя дёрнулась, и ты почти сразу следом: до нас достал свет фонаря с телеги сзади. Я подождала на обочине, пока ты посторонишься. Мы пусть и не стали разбойниками, как я боялась в сёлах пока на работу берут но всё равно опасались встречных. Что мы без кола и двора, не родня никому, не хватятся. Люди лихие бывают на дорогах.

Телега тяжело ухнула в выбоину перед нами, мужик с поводьями от толчка проснулся. Пока на ходу клевал носом, трепыхавшийся фонарь бросал ему на лицо попеременно то свет,то тень, отчего мужик гляделся и вовсе не человеком. Косматая бурка, крупные черты лица, глаза под шапкой блеснули.

Мужик дёрнул головой так, что свалилась шапка, задрал к небу подбородок, хапнул ртом воздух и вдруг завыл. Глядя на луну, тонко, жутко, пронзительно, как ушибленная собака. Лошадь рванулась прочь из упряжи, забила в воздухе копытами. Я расслышала в общем шуме скрип качающейся телеги. Ты стоял всё так же, как будто ничего не происходит.

А меня понесло к телеге. Руки сами вспомнили привычное, женское. Ладонь кобыле на лоб, прижать, заговорить, успокоить. Подхватила мужикову бурку. Бабы в деревне сказывали: бывают помешанные, бьются вот так, воют им надо ветку в зубы, чтобы не откусили себе язык. Но этот выл, открыв рот, и всё стягивал с себя одежу. Когда ты встал между мной и ним, вой как раз оборвался на мгновенье и сразу перешел совсем в другой тон.
Уже не жалобная собака скулила мужичьим голосом. Матёрный косматый зверь спрыгнул с телеги на две лапы и зарычал не на небо, а на тебя.
***
Ты глянул на луну полную бешенее зверя. Я отпустила кобылу и она помчалась с пустой телегой. Снег блестел, застилал глаза. Ты стоял против оборотня.
Он бил по бокам себя хвостами, скалился. И завизжала, когда его зубы щёлкнули друг о друга почти у твоего плеча. Не бросился телом к земле примять, не стал клыками рвать одной лапой тяжёлой, когтями, остановил ты его морду.

А правда славно я, поймав зрачками взгляд моей луны-подруги, кинулась с весёлым взмахом хвоста тебе на помощь

Что сделает немолодой уже одинокий оборотень двум молодым и сильным нам Лошадь его жалко. Загнали к дереву: вдруг кто ещё проедет по дороге, нас увидит. Хотели так и бросить до утра. Обернётся человеком, телегу найдёт. И не стали.

В деревнях и сёлах нынче празднуют Красную Горку. Катают молодожёнов с горы. Будят землю. На весь год зовут здоровье.

Пусть не попадутся этому, одинокому, теряющему разум человеческий, на опушке леса счастливые парни и девушки. Не у каждого под боком такой найдётся, с которым и не-человеком, не-зверем человечью душу не потеряешь.
Пусть его, посторожим одно полнолуние. Человеком в селение вернётся.
***
…Прошлой зимой, такой же светлоночной и снегом сверкающей, мы с тобой ходили в лес и возвращались вечером. Выше роста моего зверь, тебе, ладо, по плечо, сначала повалил в снег меня, затем, закричавшего, тебя. Мы рвались друг другу на помощь бессмысленно даже ты не одолел бы зверя. Но я видела одни только страшные полосы от когтей на своём полушубке и звала тебя по имени . Пробежала несколько шагов показались метрами. Ты целил ножом зверю в глаза я упала подле тебя, когда на руке твоей сжимались страшные зубы. Меня он укусил за плечо, легко разорвав одежду.

И мы искали его в следующее полнолуние, когда на поляне, прижавшись друг другу, вбирали острыми носами незнакомые доселе зимние запахи и зубами снимали с звериных шкур друг друга ставшие ненужными одежды. Не нашли. По два хвоста за нашими спинами стелились концами по снегу, когда мы поднялись на две крепкие когтистые лапы.

Прошлой зимой, взяв из дома по торбе, мы ушли с тобой из родного села. Видали ли односельчане следы от зубов на нас Верно, видали. Не давала мне с той поры золовка ребёнка на руки, обходили нас стороной соседи. До первой полной луны вовремя ушли мы с тобой. Днём людьми шли, а ночью уже оборотнями.

Лина

Источник