Реки, полные крови

 

Реки, полные крови Микеле не был хорошим мужем. Едва ли Анна-Мария, костлявая женщина с потухшим взором, видела от него много нежности. Вместо объятий ей чаще доставались удары, пусть и ленивые

Микеле не был хорошим мужем. Едва ли Анна-Мария, костлявая женщина с потухшим взором, видела от него много нежности. Вместо объятий ей чаще доставались удары, пусть и ленивые — стремление проучить, а не причинить боль всерьёз. Вместо признаний в любви Анна-Мария выслушивала порцию свежей ругани, да и сама отвечала тем же.

А вот дочку, маленькую Шарлин, Микеле обожал. Эту крошку знали все рыбаки. Чуть свет приходил Микеле на берег реки, сталкивал на воду щелястую плоскодонку и усаживал на нос крошку в потрёпанном платье с оборками. Шарлин сидела тихо, пока лодка проталкивалась через камыши и выходила на открытую воду. Затем девочка нависала лицом над речной зыбью и внимательно вглядывалась в глубину, искала мерцание рыбьей чешуи и изогнутые плети водорослей.

Микеле давно позабыл времена, когда возвращался домой с полной лодкой рыбы. Всё чаще на дне лежала жалкая кучка пескарей, в которых и есть-то нечего. Рыбаки знали причину плохих уловов. Вечерами в грязном трактире звучали проклятия, тут же затихающие, если в полный чада зал входил кто-то из стражников.

Река Эон, шумная у своего истока в холодных горах, широкая и заиленная близ деревеньки Микеле, текла мимо Корберга. Этот город, окружённый высокими стенами, стал проклятием для всей округи. Из маленькой крепости он разросся в настоящую клоаку, гнездо порока и разврата.

Даже старый священник, к которому изредка захаживал на исповедь Микеле, не мог со смирением говорить о Корберге. Все знали: женщины там похожи на размалёванных идолов, ходят с голой грудью и не проводят две ночи подряд на одном и том же ложе. Мужчины носят пёстрые шелка и не могут поднять ни меча, ни плуга. Вечерами они собираются в комнатах, заваленных подушками, и выпускают изо рта клубы вонючего дыма.

Дома в Корберге теснились, липли друг к другу. Нечистоты выливали на улицы, и по тротуарам текли зловонные ручьи. Они впадали в Эон, и воды некогда прекрасной реки становились ядом.

Жители прибрежной деревеньки пережили гибель рыбы. Они научились брать воду лишь из колодцев и купаться лишь в окрестных прудах. Но оказалось, что самое страшное ещё впереди.

Однажды Микеле вернулся домой после рыбалки и не увидел накрытого стола. Рыбак нахмурился и сжал кулаки. Анну-Марию ждала заслуженная трёпка. Но ей уже не было дела до гнева мужа. Женщина неподвижно лежала на застиранных простынях. Костлявая грудь с трудом вздымалась, словно вдох был для Анны-Марии непосильной задачей.

Шарлин спряталась за спиной отца, с недоумением глядя на измученную женщину. Жалость зашевелилась в сердце Микеле. Крякнув, он поставил на огонь кастрюли, накормил дочь, поел сам, а затем устроился у постели. Анна-Мария с трудом глотала рыбный отвар.

На следующее утро жена рыбака умерла. Прошла неделя и унесла многие жизни в деревеньке. Истощённые голодом люди не могли устоять перед неизвестной хворью. Священник не знал покоя, днём и ночью отпевая умерших, а кладбище переполнилось.

На исходе недели захворала и крошка Шарлин. Грубый рыбак плакал, когда нёс её маленькое тело на погост. Никто не пытался мастерить гробы, и покойников хоронили, лишь обернув холстиной.

Как и прежде, Микеле каждое утро выходил к реке, садился в свою плоскодонку и закидывал сети. Но больше никто не слышал от него ни единого слова. И без того немногословный, рыбак онемел окончательно.

 

А затем воды Эон потемнели. Одним утром Микеле вытащил свои сети, и вместо рыбы вытряхнул на дно лодки нагого мужчину с лицом, обезображенным страданием. Рыбак отвёз его на деревенское кладбище, где и похоронил, водрузив над могилой простой крест из двух веток.

Эон несла тела: одно за другим, от города Корберг и до самого устья. Микеле трудился, не зная устали. Его плоскодонка быстро сновала среди камышей, перевозя мужчин и женщин, детей и стариков. Ни один рыбак не вышел на подмогу немому. Жители Корберга заслужили свою участь. Так решили все.

Микеле не спорил. Ни разу не разомкнул он холодных губ, ни разу не возразил. Но подгоняемая шестом плоскодонка всё так же брала на борт новых пассажиров.

Прошли месяцы, и хворь пошла на убыль. Быть может, она насытилась, собрав богатый урожай душ и тел, быть может, ей наскучили берега Эон и она отправилась в далёкие земли. Но поток распухших от болезни и воды тел стал всё меньше, а однажды и вовсе иссяк.

По весне Микеле не стало. Его похоронили на всё том же кладбище, а на верхушке земляного холмика установили крест из двух веток.

На этом и заканчивается моя история. Или… нет

Корберг оправился от страшных дней. По улицам вновь заспешили женщины с голыми грудями и мужчины в пёстрых одеждах. Слишком громкий смех звучал из окон домов, а ночью горели алые огни за занавесками.

Новый правитель Корберга искал всё больше золота, чтобы утолить свою жажду власти. Его жадные лапы дотянулись и до деревушки, где жил некогда рыбак Микеле. Река Эон вновь наполнилась кровью. Все, кто воспротивился поборам и несправедливости, канули в тёмные воды.

Стояла душная летняя ночь. Бледная луна зависла над опустевшей деревушкой. Жители мирно спали. Ни один не проснулся, ни один не увидел того, как за ворота погоста вышел мужчина с маленькой девочкой на руках. Он добрался до берега Эон и сел в свою плоскодонку.

Легко, словно течение ничуть не мешало ей, лодка скользила к Корбергу, проклятому гнезду порока. А за лодкой шли по волнам мужчины и женщины, старики и дети. Бледнее луны были их лица, тьмой мерцали глаза.

Никто не знает доподлинно, что произошло той ночью. Но наутро на том месте, где стоял Корберг, рассыпалась лишь свежая, пахнущая влагой земля. А воды Эон были чисты и прозрачны, словно никогда не касались их кровь и тление.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *