«Глоток надежды»

– Знаешь, каково это – постоянно быть готовым ко всему Знаешь Может, хотя бы догадываешься А Что молчишь-то

Дряхлый мужчина тусклого, неопрятного вида, одиноко сидевший за дальним столом, грустно усмехнулся и вздохнул. Он осторожно погладил пальцем стоящую перед ним статуэтку по маленькому фарфоровому личику.
– Да где уж тебе знать-то… Ну молчи, молчи себе.

Бармен, протиравший полуистлевшим полотенцем очередной бокал вопросительно поднял бровь в мою сторону, но я отрицательно мотнул головой. Клиент не буянил, то есть не выкрикивал непотребства, не бил посуду и не распускал руки. Да и деньги у него, как я сразу же определил наметанным взглядом, ещё не закончились. К тому же я давно наблюдал за этим стариком, чем-то он меня заинтересовал.

Ему было уже хорошо за шестьдесят и не меньше сорока лет из этого срока он отдал искусству. Читал монологи, которые воистину будоражили кровь публики, и, выступая с ними на самых престижных сценах, он срывал овации долгие, долгие годы. Позже, устав, пресытившись славой и поклонением, он начал выступать всё реже, пока, постепенно, его не забыли. В какой-то момент он было встрепенулся, сменил амплуа, пытаясь вновь попасть в струю, выступая с комическими зарисовками в маленьких забегаловках, вроде моей, но всё это было, конечно, уже не то. Звали его… хм, я забыл, как его звали.

Откуда я знаю всё это Ну, в первую очередь, я знаю это потому, что он приходит в мой бар каждую субботу уже несколько лет подряд и каждый раз делится своими переживаниями с Чарли Чаплином. Что Нет, я пока ещё в своём уме. Да, простите, забыл представиться: меня зовут Генри Уотерман, и я владелец этого прекрасного бара – «Глоток надежды».

Моя идея была идеальна изначально. Получив наследство, я немного подумал – и тут же приобрёл эту хибару в полуразвалившемся состоянии, зато в очень привлекательном месте – прямо на стыке Латинского квартала и Крысиной норы, района богемы и трущоб соответственно. Новаторство же моей идеи заключалось в следующем: посетители допускались в бар строго по одному. Не в смысле – один человек на всё помещение, а в смысле – никаких парочек. Никаких компаний. Ну и в чëм же тут новаторство, спросите вы И почему я не прогорел в первый же месяц Терпение.

На каждом столике у меня стоит фарфоровая статуэтка. Только и всего. Ну хорошо, хорошо, не надо так на меня смотреть, сейчас объясню. Ко мне приходят артисты и бандиты, музыканты и карманники, художники и нищие. Они приходят снова и снова. Потому что на одном столике у меня – Чарли Чаплин, на другом – стоит Мэрилин Монро, через два столика – Аль Капоне, ещё дальше – Сальвадор Дали, а сразу же за ним – Робин Гуд. И так далее. А люди приходят ко мне, садятся за свой любимый столик, заказывают пиво и говорят, говорят… И никак не могут наговориться.

* * *
– Шеф, кажется назревают проблемы за девятым столом, – неслышно подкрался ко мне сзади Барни, один из трёх наших официантов.
– У графини сегодня трудная гостья
– Не то слово. Опять эта проститутка, Сьюзен.
– И что же она делает Плачет, как обычно
– В том-то и дело, что нет.
– О, дьявол… – я отступил подальше в тень и, незаметно, по стенке подобрался поближе к девятому столику.

– Кажется, я смогу… Я… я… Я уже готова на всё.
Сьюзен, некогда юная прелестная девушка, предоставляющая состоятельным джентльменам услуги элитного эскорта (без чего-то там лишнего, вы не подумайте), а ныне – изрядно потрепанная жизнью расплывшаяся дамочка неопределенного возраста, чьи моральные рамки уже давно стали явно шире, чем позволяют приличия, стиснув зубы, склонилась перед графиней Батори.

– Только вы меня можете понять… Но что же мне делать Мне страшно. Но я, наверное, смогу. Мне терять нечего…
Я незаметно делаю жест Барни, он тут же исчезает и, мгновением спустя, возникает перед стойкой. Бармен, Мартин, понимающе кивает, и ставит перед ним изящный фужер с пенящейся розовой жидкостью.
– Мисс, вам подарок от заведения.

Фужер изящно ставится на девятый столик, голова Сьюзен поднимается, увядшее лицо озаряется улыбкой, которая делает её, на мгновение, даже очаровательной.
– Спасибо, дорогуша, – она берёт фужер тонкими пальцами и мелкими глоточками втягивает в себя его содержимое. – Спасибо тебе. Она продолжает улыбаться. Потом медленно опускается на столешницу и засыпает.

Я называю этот коктейль – «сома». Черт его знает, что смешивает в нём Мартин, но вроде бы – ничего запрещённого. Главное, что все тяготы настоящего уходят куда-то вдаль и человек погружается во сне в свои счастливые воспоминания. Поэтому я до сих пор не могу дать Мартину пинка. На самом деле он большой козёл, да ещё и подворовывает. Но рецепт он держит в большом секрете, что вполне понятно, поэтому я на многое закрываю глаза. Увы.

К счастью или к сожалению, мозг человека устроен таким образом, что сохраняет, в первую очередь, хорошие воспоминания. Так ему проще, да. Именно поэтому большинство из нас с теплотой предаются воспоминаниям о былом, искренне веря, что тогда-то всё и было у них хорошо. Даже если это не всегда соответствует действительности. Иногда, впрочем, какие-то тёмные воспоминания прорываются через барьеры, собственно, на этом и делают деньги размножающиеся в геометрической прогрессии психологи. Гиены мозга, как называет их Мартин. Ну, не мне их судить, наверное, кому-то они действительно помогают. Не так, как мой бар, конечно, но он – один на всей земле. А людей – очень много. Даже больше, чем психологов.

– И ты представляешь, Чарли, сегодня они объявили, что шутки про дизайнеров теперь тоже считаются… это… Не толерантными, вот. И что мне остаётся Что, скажи мне – старик прослезился и вытер глаза обшлагом засаленного рукава. – А ведь раньше… Ты бы видел меня в роли Шейлока на Друри-Лейн! Хотя кому я это говорю, для тебя же это просто ничего не значащие слова, верно Но это был – триумф, Чарли. Просто поверь мне, пожалуйста…
– Сэр, подарок от заведения, для вас, – вот ведь умница Барни, честное слово.
– Но я ничего не заказывал, молодой человек…
– Подарок, сэр. Как постоянному и уважаемому клиенту.
– Вот как, – он даже немного выпрямился и заговорил твёрже. – У вас прекрасный бар, просто превосходный, я давно хотел вам это сказать.
– Спасибо, сэр. Я обязательно передам ваши слова хозяину, ему тоже будет приятно.

Я мысленно поаплодировал. А юноша-то растёт с каждым днём. Пожалуй, надо будет даже как-нибудь повысить ему зарплату. Когда-нибудь.

* * *
Ну вот, и этот заснул. Кажется, на сегодня – всё. Я даю отмашку Мартину, тот кивает и закрывает кассу. Барни исчезает в подсобке и, уже через минуту, появляется вновь в сером фартуке и со шваброй в руках.

Я стою и наблюдаю, как мирно дремлющие за столиками клиенты, старый безымянный артист и Сьюзен, медленно покрываются мерцающей дымкой, контуры тел становятся рваными, расплывчатыми… Внезапно, резкая вспышка, хлопок… Их больше нет.

Они исчезают каждый раз, но приходят снова и снова. Колесо Сансары, как говорил мне мой отец когда-то. Что Почему вы так дрожите А, действительно. Прошу прощения. Вынужден признаться, Генри Уотерман – это не моё настоящее имя. Просто я им пользуюсь. Так всем проще, поверьте.

Но это всё не главное, это так, мишура. Успокойтесь, говорю же вам. Я же что-то важное хотел сказать, не сбивайте. Вот, вспомнил. Поймите, что пока вы живёте прошлым – Колесо Сансары вам не разбить. И плыть по течению – гораздо проще, чем грести. Это так, банальности, конечно. Ну и вдогонку, как говорил один не в меру ретивый аватар: «Я всё продумал. Сказать ”Харе Кришна” гораздо быстрее и проще, чем даже ”Ом Мани Падме Хум”». Я не знаю, что именно он имел в виду, но, возможно, именно поэтому в этом таится какая-то мудрая мысль.

А мой прекрасный бар, «Глоток надежды», открыт круглосуточно, да. Если вы живёте прошлым – заходите в любое время. Или же идите… дальше

Источник