Истории из жизни реальных людей
Стандартная серая пятиэтажка, конец июня, вечер, социализм. Обычно бригаду «Скорой помощи» встречают или родственники больного, или соседи, а иногда и никто не встречает. Вдобавок, в это время обычно все чем-то заняты и сидят по своим квартирам.А тут около подъезда сидели на лавочках и стояли женщины с недовольными лицами в домашних халатах. Дамам было лет по 30-40, а чуть поодаль стояли несколько мужиков в домашних майках и трениках с пузырями на коленях. Что тут у них такое — удивился я.
Женщинам в это время положено уставших за день на работе мужей и умаявшихся от учёбы деток ужином кормить, сытым супругам валяться на продавленном диване с газетой в руках или глазея в телевизор. Может быть у них какое-нибудь общедворовое собрание Почему же среди них нет ни стариков, ни старух Обычно пожилые люди такие мероприятия активно посещают.
Меня в белом халате и с ящиком для медикаментов в правой руке (в те сутки я работал один), они встретили крайне недоброжелательно.
— Ходят тут, ходят Заняться что ли больше нечем
— Нечего народные деньги на всяких гадюк тратить!
— Товарищ врач, а у вас в сумке яду нету
Я молча и торопливо прошёл в подъезд. Ну и народ здесь живёт, прямо зверьё какое-то.
Меня встретила у двери в квартиру унылая женщина лет сорока и провела в большую комнату. Там меня уже поджидала, лёжа на ободранной тахте, грязноватая и жирная старуха с лицом нехорошего человека.
— Явился, не запылился! поганым голосом прокаркала она. — Мог бы и побыстрее галошами двигать!
Я машинально взглянул в листок карты вызова. Задержка выезда составляла всего-то десять минут, что для пикового времени суток в миллионном городе было всего ничего. Сейчас вызова уже по полтора-два часа лежат, своей очереди ждут.
Что же меня сюда, как на самый срочный вызов бросили Ах вот оно что! Обычный повод к вызову, болит голова, был перечёркнут и написано большими буквами: УМИРАЕТ! Вот почему меня с ужина сдёрнули. А бабка ещё и недовольна! А сама живее всех живых. Гадкий дом, мерзкие люди.
Район здесь заводской, окраинный, квартиры народ в свою пору через заводы и получал. А заводы частенько именуют по первым буквам названия. ЗИЛ завод имени Лихачёва, ЗИМ завод имени Масленникова, и так далее. От какого же предприятия получали квартиры здешние люди ЗИН Завод имени Ненависти
— Что случилось, бабушка спросил я, поудобнее усаживаясь на стул, стоящий возле больной.
— Ты не спрашивай зря, а давай в больницу вези! злобно просипела бабка. — Научили вас тут на нашу голову!
— Ну вы понимаете, — вежливо стал объяснять я, — мне же надо поставить какой-то диагноз перед тем, как вас везти. Город у нас большой, больниц много, они принимают больных каждая по своему профилю, и просто так, с бухты-барахты, мы больных по стационарам не развозим.
— Не умничай тут! Я кровью ссусь! Доумничался тут один такой, милиция с ним махом разобралась! И на тебя управа найдётся!
Я вздохнул. Хоть и работаю уже довольно-таки давно, очаги добра и гуманизма ещё не совсем иссякли в моей душе. Больные они разные бывают, попадаются среди них и довольно-таки неприятные личности.
— Сейчас я вас осмотрю, — сказал я, беря в руки тонометр.
— Не протягивай ко мне свои грязные лапы! Вези давай!
Ну что ж, пожал плечами я. Урология так урология, спорить не буду. Баба с воза, кобыле легче. Вызовов и без этой старой склочницы полно, мне ещё до глубокой ночи ездить.
— Хорошо, одевайтесь. Поедем в больницу имени Семашко, у них многопрофильный стационар, там разберутся, — сказал я, пересаживаясь к столу и вынимая для оформления сопроводительный лист доставки в стационар.
Злобно шипя на дочь, мерзкая старуха поднялась, вышла на середину комнаты, присела и с шумом стала мочиться прямо на пол, громко при этом испуская кишечные газы. Дочь молча стояла рядом: ей, видимо, такие старческие проказы матери были не в диковинку.
Меня тоже было трудно удивить. Я дождался конца представления и этак по-научному прокомментировал, глядя на растекающуюся по полу лужу:
— Ну что ж, в данный момент в моче крови не наблюдается. Но чтобы исключить микрогематурию, нужен анализ мочи.
Мой ответ на событие, по-видимому разочаровал старую хулиганку. Наверное, она ожидала более бурной моей реакции, чтобы можно было потом писать жалобы на грубость со стороны медицинского работника.
В комнате изрядно завоняло от старушечьих действий. Окно было закупорено.
— Скажите, а окошечко нельзя как-нибудь приоткрыть Душновато что-то у вас.
— На улице раздышишься, не обломишься, — буркнула жесткосердная бабка, привыкшая прозябать в собственной вони. Одному нашему бывшему родственничку, такому же чуткому, как и ты, на зоне весьма свободно дышится.
Наконец оделись и вышли на улицу. Народ никуда не делся, и сразу же начались звонкие женские выкрики:
— Вези их обеих на кладбище!
— Оставь их нам сами убьём!
— Извели гадюки друга нашего!
Время от времени вплетались и басисто-хрипловатые мужские голоса:
— Евгеньич свойский мужик был, с ним хошь на рыбалку, хошь за пивом!
— Кореш наш!
— Истинный друг!
Сопровождаемые мною женщины вели себя на изумление тихо. Ни слова, ни полслова они до самой машины не произнесли, и ни с кем не вступили в ненужный спор.
А пока мы шли, у меня в голове сложилась весьма похожая на правду канва событий. У тихой и безответной дочери был муж. Тёща зятя, естественно, ненавидела. Ну что ж, дело-то житейское. И вот как-то эта злобная баба-яга подловила молодца на каком-то противозаконном занятии, или просто незаслуженно в чём-то обвинила, и передала в руки милиции. А те и рады стараться, и бывший зять отправился в сторону Магадана.
И всё бы ничего, эка невидаль незаслуженно посадили в тюрьму невинного человека, СССР этим в советское время на весь мир славился, да только мужик оказался любимцем местного населения. Как он этого добился, история умалчивает. Конечно, жена и тёща во всём винили его распутную ухватку, с которой он всех окрестных баб заманил к себе в постель, и истинность этой версии я никогда уже не узнаю, но ведь в сегодняшних событиях участвуют и мужчины, и это значит, что Евгеньич был не просто дамский угодник, а именно душа-человек.
В общем, я усадил пациентку от греха подальше в самый конец салона вдруг ещё кто-нибудь в машину драться полезет, а дочь разместил напротив двери. Сам привычно устроился в кабине возле пожилого водителя, который что-то записывал в путевом листе.
Так бы на этом дело и кончилось, но вдруг паскудная старуха изловчилась открыть сзади салонное окно, высунуть в него свою мерзкую рожу и заорать:
— Шлюхи! Проститутки! Он вас всех передрючил, а я вас всех пересажаю!
И тут такое началось! Женское возмущение и злоба вырвались на волю! Отдельные выкрики слились в единый звериный рёв! Часть женщин рвалась в салонную дверь, и позеленевшая от ужаса бабкина дочурка держала её изнутри двумя руками. Другие пытались оприходовать старую гниду через открытое окно, но поднаторевшая в склоках бабуленция с неожиданной ловкостью перепрыгнула через носилки и затаилась с другой стороны.
В общем, пока гадюкам везло: дверь не поддавалась, от окна старуха улизнула в относительно безопасное место, а пролезть в салон через узенький иллюминатор было невозможно.
Народный гнев достиг своего апогея, и женщины начали колотить по машине кулаками и пинать её! А потом взялись раскачивать автомобиль сбоку, упираясь в него ладонями и плечами. Ну женщины и женщины, что с них взять Сейчас немножко побезумствуют и отстанут.
Да только тут включились в дело крепкие мужики-заводчане и машина стала раскачиваться сильнее, гораздо сильнее! Появилось нехорошее ощущение, что колёса уже начали отрываться от земли, и сейчас автомобиль завалится набок вместе с нами!
— Что это они творят изумился водила.
— Заводи скорее! заорал я. — Газуй!
Еле ноги унесли тогда.