Женщина, 60+, приехала из области, даже не Московской

 

Атеросклероз артерий ноги, после пластики, флегмона стопы с гангреной пальцев и гной в паху, в области операции. Гнойники всё почистили, один палец ампутировали, сегодня выполнили ангиографию, гнойники с сосудистыми надеятся сохранить ногу, хотя раны, по их словам, плохие.Я с ней на дежурстве разговорилась. Месяц назад у неё умер сорокалетний сын. От ковида. До болезни полностью здоровый. Она покупала для него актемру — в больнице её не было. Не помогло. Она искренне считает, что плохо лечили, иначе был бы жив. Больше у неё никого нет. Совсем.
Я рассказываю, что весной-летом в этом самом отделении от ковида умирал каждый второй. При том что актемры было достаточно, как и других лекарств. Она качает головой. Ей легче думать, что плохо лечили, чем смириться с мыслью, что вот так получилось и никто не виноват.
Знаете, у нас действительно умирали вдвое больше, чем обычно. Причем многие умирали внезапно, казалось бы посреди стабильности. Мы злились, скрипели зубами от бессилия, обижались на больных: «мы за тебя тут бьемся, а ты…», ощущали себя практически работниками морга, нас придавливало депрессией. Но за такими проигранными битвами на самом деле практически не видишь реальную трагедию реальной семьи, внезапно потерявшей близкого. Вот так просто и внезапно: был и нет. И кто теперь позаботится о маме, если она потеряет ногу И даже если ногу удасться сохранить, кто поможет ей пройти не одну неделю восстановления и вернуться к обычной жизни Она храбрится, говорит, что сразу после больницы её приютит подруга. Но это не отменяет тоскливого одиночества, прячущегося где-то в складках добродушного лица. Почему-то это «умер от ковида» оглушает циничных нас куда сильнее, чем происходившее на этих самых койках всего несколько месяцев назад.
***
Звонок по местному телефону.
«Здравствуйте! Я дочь Н., она лежала у вас две недели назад. Маму выписывают, у неё всё хорошо. Как мне передать вам небольшое спасибо» Я говорю, что ничего не надо и судорожно пятаюсь вспомнить пациентку Н. Вспомнила, посмотрев в электронной истории. Бабушка, после ампутации бедра по поводу гангрены. Как обычно: диабет+атеросклероз, после нескольких сосудистых вмешательств, окончившихся вот такой неудачей. Тихая, спокойная, позитивная. Без каких-либо проблем, просто послеоперационный период. Обезболили, подкапали, проконтролировали и через пару суток отдали в отделение. Никаких героических битв или диагностических побед. Просто рутина.
Она всё-таки передала нам большой пакет изысканных сладостей. Трюфели, какое-то особое печенье… Не то чтобы мы не могли такого себе позволить. Но вкус простого «спасибо!» на самом деле непередаваем. Пусть даже мы ничего особого для пациентки не сделали, просто помогли пережить пару дней после калечащей операции. Ужасно приятно.
***
Мужчина, 60+. Рак легкого с метастазами, с прорастанием крупного бронха, после химиотерапии. Метался между онкологом и кардиологом, выясняя причину тахикардии и накопления жидкости в плевральной полости. У нас сразу папал на ИВЛ. Мы спунктировали жидкость — 1,5 литра, в ней куча опухолевых клеток, сделали ЭХО, показали кардиологу, залезли бронхоскопом. Итог неутешительный: прогрессирование опухоли и ничего такого, что можно было бы полечить. Ну частоту сердечных сокращений привели к норме, это да. Привести в сознание мы его не можем — приличная сатурация держится только при глубокой седаци и релаксации. Просто ждём.
Приходит жена. Мы её пропускаем, несмотря на режим ковида — попрощаться. Она долго стоит рядом с ним, гладит по руке, что-то говорит. Ей кажется, что он отвечает. Может и так, я немного снизила скорость седатика. Потом она начинает расспрашивать меня, можно ли продолжить химию (в таком состоянии — нет), есть ли хоть небольшой шанс. Я отказываюсь её обнадёживать, говорю, что это финал. Она плачет, а потом вдруг начинает рассказывать, что он узнал об опухоли прошлой весной, но не пошел обследоваться, а уехал на всё лето надачу. Осенью она всё узнала, но уже были метастазы. Она настаивает, что муж сам виноват. От этой мысли ей легче. Я уверяю, что сейчас ему не больно и он не чувствует удушья, что уже хорошо. Хорошо, что мы можем ему это обеспечить. Она кивает и уходит. Еще настроенная на борьбу, еще не смирившаяся с поражением. Мы не можем обезболить её. Нет такого анальгетика. Тут бы психиатра с транквилизаторами. Но такая мысль обычно оскорбляет, не стоит и предлагать.
***
Мужчина, 50+, рак мочевого пузыря, кровотечение из опухоли. Урологи поставили промывную систему, мы перелили плазму и кровь. Всё стабилизировали. Ему давно предлагают операцию — удаление мочевого пузыря. Как вариант можно сшить новый из части толстой кишки — довольно частый вариант. Пациент отказывается — не хочет становиться инвалидом. Просто регулярно приезжает остановить кровотечение и перекапать кровь. Наверное, всё остальное время он чувствует себя здоровым.
Какая-то грустная подборка получилась. Но ничего оптимистичного в голову не приходит.

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *