Истории из жизни реальных людей
А., 30 лет, флегмона шеи с переходом на грудную клетку. Стабилен. Г., 98 лет, после ампутации бедра. Ухудшение: дыхательная недостаточность, по КТ пневмония, взяты мазки на коронавирус.Утренний обход в отделении реанимации. Три блока, 12 коек. Два врача – дневной и суточный, две медсестры, старшая сестра, санитарка и заведующий.
— Толик вернулся, — все подходят к мужчине лет 50, жёлто-зелёного цвета, с торчащим из носа ярко-оранжевым зондом.
— Привет, опять не выдержал
Толик старинный знакомый. Он регулярно уходит в запой, из-за чего его и так еле работающий организм окончательно выходит из строя. В этот раз произошло желудочно-кишечное кровотечение. Толик выглядит довольным, несмотря на зонд. Он вообще очень позитивный.
Следующая пациентка — молодая женщина. Участники обхода дружно ей улыбаются, это видно даже под масками.
-Л., как дела
— Лучше. Не болит и в голове ясно. Кушать начала, уже не тошнит– отчитывается Л. – Можно будет с мужем поговорить
Заведующий кивает. Л. довольно долго была «на грани»: ИВЛ, лихорадка за 40, низкое давление, поражение печени. Сейчас лучше, но это только пока.
Из-за коронавируса родственников пускать перестали. Разговоры только по телефону. Л. переживает, что, когда была «ещё не в себе» наговорила мужу и маме всяких глупостей. Родственникам объясняли, что её сознание может «плыть», но всё же…
— Л. поступила к нам после обычной плановой операции, — рассказывает Екатерина, дневной врач, уже в ординаторской. – Осложнившийся здоровенной флегмоной. Катастрофически быстро. На 4 сутки после операции она почти умирала.
— Таких довольно много, — присоединяется Елена, суточный врач. — Любая операция может осложниться. Если частота осложнений не превышает определённый процент, всё в порядке, как ни ужасно это звучит. Но Л. от этого не легче. Ещё не факт, что всё позади, а дальше пересадка кожи (на то место, где сейчас гнойная рана). И это она ещё в зеркале не видела, что под повязками.
Обход закончен, планы составлены, начинается работа. Екатерина расписывает лечение и организует обследования. Сёстры начинают заниматься пациентами.
Рабочую идиллию прерывает Толик: он вырвал зонд, прямо через нос, вместе с раздутой 150-миллилитровой манжетой. Кровь хлещет изо рта и из развороченной ноздри. Чертыхающийся Макс, заведующий, вместе с сёстрами бросается привязывать Толиковы руки и заводить зонд назад, пока тот не вытек окончательно. Елена заказывает плазму и эритроциты, восполнять потерянное. Привязанный Толик лежит тихо.
Звонят из лаборатории: у Г. положительный коронавирус, её придётся перевести в обсервацию.
Г. в стационаре уже 10 дней. При поступлении у неё брали мазок, делали КТ лёгких. Откуда Или поступила уже с инфекцией, которую не отловили «на входе», или подхватила здесь. Скольких пациентов она перезаразила
— Сейчас таких случаев меньше – пожимает плечами Макс. – Ещё перед новым годом в обсервацию отправлялись не меньше трети наших пациентов, а сейчас один-два в неделю. Оттуда их переводят в ковидные больницы. На кого-то эта инфекция вообще не повлияет, а кто-то из-за неё умрёт. Тут заранее не скажешь. Когда мы работали в ковиде, у нас умирал каждый второй. Вдвое больше, чем в обычной жизни. Жутко было, на самом деле…
Звонок из отделения: Остановка!
Макс с Еленой и медсестрой Сашей хватают стоящий у дверей чемодан и бегут наружу. Вика, вторая медсестра, готовит оборудование у пустой койки.
Проходит совсем немного времени и в отделение въезжает каталка – немолодой мужчина, чугунного цвета, изо рта торчит трубка, к трубке подключён мешок Амбу – здоровенная груша, на которую Елена регулярно нажимает, вдувая в лёгкие воздух.
— Похоже, тромбоэмболия, — Макс подкатывает пациента к пустой койке. – Но завели быстро.
Поступившего дружно перекладывают на койку, сёстры в четыре руки подключают его к ИВЛ, монитору, заводят катетеры, снимают ЭКГ, готовят процедурный столик.
— Давление 80/40, частота 120, сатурация 90, центр собран.
Елена надевает поверх костюма стерильный халат, шапочку и перчатки и ставит «центр» — катетер в подключичную вену.
Екатерина, посмотрев ЭКГ, вызывает врача УЗИ и кардиореаниматолога.
— Похоже, тромбоэмболия лёгочной артерии.
В это время в отделение привозят новенького, из приемного отделения. Влажная гангрена стопы, на подготовку к ампутации. Декомпенсированный диабет, два месяца назад – ковид, все лёгкие в фиброзе.
Екатерина качает головой:
— Перенесённый тяжёлый ковид – плохо. Такие умирают чаще.
Пациент после остановки выглядит лучше: порозовел, на мониторе прекрасные 120/80. В вену уже капает растворяющий тромб препарат.
Опять вмешивается Толик: он отвязался и встал с кровати, вырвав на этот раз подключичный катетер. На него набрасываются уже всем отделением: фиксируют руки и ноги, заново ставят катетер, промывают зонд. Рецидива кровотечения нет, но давление падает. Толик продолжает доверчиво улыбаться. В вену капает норадреналин. Елена вызывает хирурга.
Движуха потихоньку стихает. Екатерина садится писать истории болезни. Писанины этой часа на два, если не отвлекаться.
Елена тем временем принимает ещё одного мужчину, после операции на сосудах ноги. Тромбоз бедренной артерии, быстро обратился, а то ногу бы не сохранили.
Пациент выглядит бледновато, но пытается шутить:
— Удачно я в поликлинику зашёл! Показал ногу, а они меня как схватят!
Он ещё не очень осознал происходящее. Елена назначает обезболивающие и снотворные:
— С любой проблемой надо переспать. А завтра будет видно. Ещё не факт, что все мышцы живы, что почки не встанут. Посмотрим.
Пять вечера. Екатерина передаёт Елене стопку историй и собирается домой. Заведующий ушёл полчаса назад. Все койки заняты, но это не значит, что не будет поступлений. Кто-то ухудшится в отделении, кого-то скорая привезёт «по жизненным показаниям. Екатерина у входа машет рукой остающейся бригаде:
— До завтра. Ничего не желаю!
Желать спокойного дежурства или спокойной ночи здесь плохая примета.
Вслед Екатерине начинает истошно орать монитор Толика. Остановка. Саша начинает массаж, Елена интубирует, подключает к ИВЛ, Вика вводит адреналин и собирает дефибриллятор. Глухо. Толиково сердце, измученное регулярными запоями, остановилось окончательно и бесповоротно. Пять сорок. Елена даёт сигнал прекратить реанимацию, фиксирует время смерти и идёт звонить матери Толика. Та уже давно всё про сына поняла и просто ждёт, когда же.
В отделении повисает грустная тишина. Все привыкли, что Толик выкарабкивается, что бы ни случилось. Выкарабкивается, напивается и возвращается.
В ординаторской звонит телефон. Что-то случилось.