Истории из жизни реальных людей
Цифра качественней, чище, надежнее, удобнее в конце концов. Но у кассеты есть явное преимущество. Она живее. Это ваша надпись фломастером на боку ТДК или Максвелла живым почерком сообщает: «Сборник 1989».
Это вы карандашом вручную перематываете плёнку, потому что ваша «Весна» сама отказывается мотать.
Тактильность кассеты её оживляет.
Нет, я не хочу вернуться к эпохе двухкассетных Тошиб. Я прекрасно понимаю, она прошла, и это, скорее всего хорошо.
Я о другом.
Я жил, как и многие из вас, в той эпохе, когда Цой и Шатунов спокойно соседствовали на одной кассете, и это не вызывало никакого диссонанса.
Наш эфир ещё не был заполнен многочисленными певцами или людьми, желающими ими быть. Можно, конечно, обозвать меня динозавром, но я мало отличаю сегодняшних поющих блогеров друг от друга.
Так вот, о чем это я…
У меня тоже был магнитофон и куча кассет. Фредди, Дипп Пёрпл, Лед Зеппелин, Пинк Флойд… Из русского, конечно же, Цой. Наутиус, Агата Кристи. Воскресенье. Пожалуй, всё. Кинчев не нравился беспросветностью, Ария чисто эмоционально.
Я считал себя ценителем настоящей музыки, ещё не понимая, что музыкальный снобизм это дело бесперспективное, что конечным мерилом для любой музыки (как и для живописи, кино, литературы и прочего), будет простые «нравится» или «не нравится».
Я частенько посмеивался над примитивными, как мне казалось, детдомовскими мальчиками из «Ласкового мая», искренне не понимал, как такие сопли могут кому-то нравиться, да и само название «Ласковый май» вызывало у меня саркастическую улыбку.
Но тем ни менее, Шатунов и компания, хотел ли я этого или нет, жили параллельно и одновременно со мной, и скрыться от их сиреневого вечера я не мог. А если честно, даже не пытался.
И вот я, любитель «серьезной» музыки, совершенно спокойно еду в поезде «Новгород-Северский-Москва» и пью чай под белые розы. И это настолько обыденно, что нет никакого отторжения, это логично, как мелькающие за окном березки и перроны.
И вот я, ценитель рока, танцую на студенческой дискотеке под «детство-детство ты куда ушло», а потом и медлячок под «зачем с небес вода ручьями льётся». И это не вызывает вопросов. Потому что девочка Катя в моих объятьях, и я чувствую через ситцевое платье её тоненькое тело. И теперь первый поцелуй у меня будет всегда ассоциироваться с «Ласковым маем». Прости меня, Фредди.
И вот я лежу в высокой июньское траве где-то далеко от дома, сняв сапоги и солдатский китель. Я курю, мечтаю о доме, о встрече с мамой, о том, какая впереди меня ждёт прекрасная жизнь. Потом. Когда отвоюю.
А из бобинника (кассетник у нас не было) поет все тот же Шатунов. Ещё недавно я расстраивался по поводу того, что других записей на станции нет, а «нормальную»музыку прислать сюда проблематично. Но теперь Шатунов вполне логичен. Он молод, мы молоды, он поёт про любовь, мы мечтаем о ней же.
Два года назад мы с женой ехали с дачи домой, и она внезапно поставила «Ласковый май». Нет, не кассету. Соединила свой смартфон через блютуз к автомобильному проигрывателю и поставила.
Я удивился. Не её это музыка, как и не моя. На мой вопрос об этом странном выборе она пожала плечами, мол, не знаю, просто вдруг вспомнилось.
Я даже поиронизировал на этот счёт.
Но потом я понял страшную штуку! Я. Знаю. Все. Слова. Песен. Ласкового. Мая!!!
Понимаете Я, человек, никогда не любивший творчество этой группы, никогда специально не ставящий в магнитофон кассету с их песнями, знаю слова их текстов!
А потом все стало на свои места.
Есть вещи, явления, люди, которые становятся частью вашей жизни вне зависимости от вас. Они становятся вашим детством, вашей молодостью, вами самими даже если вы к этому не приложили никаких усилий.
Поэтому когда позавчера умер Юра Шатунов, я, человек, никогда даже не помышлявший о походе на его концерт, потерял что-то важное.
И единственное, что мне остаётся сказать, это спасибо.
Спасибо, Юра, за то, что ты стал тем, кем стал для меня. И за поезд спасибо, и за девочку Катю, и за мечты о прекрасном будущем.
А. Гутин