Ой, да нормально, Кать

 

Ой, да нормально, Кать Дочь в Москве доучивается, не знаю, кем будет. Она сама по второму-то институту на историка захотела, так что не знаю, не спрашивай. А сын давно закончил, работает, живёт

Дочь в Москве доучивается, не знаю, кем будет. Она сама по второму-то институту на историка захотела, так что не знаю, не спрашивай. А сын давно закончил, работает, живёт не один который год, ребёнка родили, но не женятся. А я и не встреваю, их дело, пусть себе сами думают.
Вот ты говоришь, что кричу, а я не кричу, я так разговариваю, у нас ведь как: если ты баба и не заорёшь – не услышат. У меня ж вся жизнь громкая: дети, половина работы в цеху, мужика когда с дивана поднять.

Четверть века-больше поднимала, не женщина, а прям гидравлический привод. Дак ведь, Катьк, в мужике от этого привода только одна часть поднимается, и то мало у кого как надо и надолго. А весь мужик где лежал, там и лежит.

Очень сильное у них с лежанием притяжение. Дачу брали – первым делом гамак купили. А каркас шаткий, скрипит. Ты в теплицу – он скрипит, ты полоть – скрипит, готовить – скрипит. Пожрали – и снова скрипит.

Скырлы-скырлы-скырлы, Кать, лето за летом!
На День молодёжи-то (какое там было число) позатот год поехал на рыбалку. Вернулся к ночи: сырой, вонючий, рыбу в ванную свалил, я чуть не взвыла, как раз ж намывала там полдня, все пальцы хлоркой сожгла.

И говорит такой: мол, устал, иду спать, а ты из рыбы-то тушёнки наделай, люблю её очень. А времени ночь, ага. Тушёнки, ему, конечно. И в чистую постель, даже не помывшись. Потом орал ещё, что где мыться, если в ванной рыба А раньше подумать мог!

Я пододеяльники на балконе сушила, час, поди, гладила, чтобы утюгом и летом пахли! Короче, я его прямо на кровати по рылу этой рыбой. А как побёг, дак рыбу ему в окно, у нас там внизу сирень, она вся в рыбе была, в чешуе, да в рыбе.

И тряпьё его мокрое вонючее туда же. Цирк, блин: висит на кусту куртяйка от зелёнки, а из-под неё рыбина глядит: ам тебя!

Да хрен его знает, где он ночевал. У матери, наверное. Потом так и не поговорили, всё как он домой, так меня из дому чисто кто за шиворот тащит, глаза бы не глядели. Ну и разошлись совсем за год, что ли.

Всё-всё потом вывез, во что хоть рупь вложил. Даже кровать от старого гарнитура, которую ещё его мать к свадьбе отдавала, машинку швейную унёс, серёжки мои и дочкины. Мол-де – моё! Я платил! Платил он…

Заслонку чугунную от печки со старой дачи из кладовки выковырял, думала, убздится, пока до машины допрёт, она ж тяжелющая. А ничё, не переломился.

Не, квартиру не меняли, на ём материна, а эта на мне и детях. И дача осталась. А гараж и машину забрал, конечно. Ещё хотел, чтобы я ему за ремонт заплатила, но тут уж рога отвернула: какое «за ремонт», тому ремонту десять лет в обед, всё поотваливалось.

Ребятам потом жалился-жалился, что я его из дома погнала, потом бабу какую-то с «Азотки» нашёл, жить с ней начал, ни дочери не звонит, ни сыну, про внучку и не спрашиват.

Какого мужика, Кать Ну какого Такого же привести и ещё тридцать лет к нему привыкать Алкашей и бывших зеков подбирать, как сеструха моя, только чтобы в доме яйца водились Так и без мужика, и без хаты останешься, и без зубов на сдачу.

Я лучше собачку заведу. Типа таксы, махонькую и шуструю. Чтоб, когда кормишь, руки лизала, а не гавкала и не кусалась, как мужики-то. И убирать меньше, и гулять начну, и внучке радость!

 

Я так думаю, что свой замуж давно отсидела, подольше, чем за убийство дают. Отстирала, отмыла, оттерпела, отнянчилась. Наслушалась всякого про себя и на гамак этот насмотрелась. Пусть теперь молодые девки мучаются, если им надо.

Я пришла, салатик или творожок поела, чашку с ложкой помыла – и свободная. Смотрю, читаю, в гости пойду и никого не спрошусь.

Забыла, когда весь вечер готовила, а потом до ночи убиралась. Стирки на раз в неделю: брючки, блузочки, раз-два и управилась, аж развешивать нечего. Трусы я и руками по-быстрому, на кой машину гонять, только бельё портить.

На днях с балкона всё повыкидывала: и лыжи, и доски, и детские велики с санками, и лысые покрышки, и банки эти пыльные мешками. «Пригодится», ага. Даже отдавать не стала, отнесла на помойку к бакам – нехай забирает, кому не тошно.

Вон, давеча табуретка разболталась, и я такая – оппа, мой-то ведь всё забрал, а ящик с инструментами бросил. Нашла, вытащила, подтянула табуретку-то и думаю: какое всё грязное.

Веришь, нет: каждые плоскогубцы, каждую отвёртку салфетками дочиста протёрла, прямо на кухне разложила: это оставляю, а то – в ведро. Все болтики по коробочкам, изоленту новую купить, скотч армированный серебряный, клей для линолеума…

Целый ящик на кухне выделила пока, потом чемоданчик современный возьму, там открываешь, и всё само раскладывается, удобно.

Мужику баба наших лет зачем нужна Чтобы за ним, старым пердуном, потом ходила. Чтобы жрать готовила, убирала, обстирывала.

Вот скажи щас любому: а давай, Ваня, с тобой просто встречаться Просто ведь ему не надо уже. Разве если ты будешь к нему приходить, и сначала мыть-готовить, а потом «встречаться». Если встречалка не вконец усохла, дак ведь у каждого второго в спальне только часы стоят.

Ой, Кать, я ж на права сдала! Машину брать хочу, прикинула уже по деньгам, с кредитом хватает. Столько с тачкой жили, и «Жигули» были, и «Форд», а всё «не дам», «разобьёшь», «обезьяна с гранатой», аж вспоминать тошно.

Все бабы сейчас водят, кто в сорок выучился, кто в шестьдесят. Чай, не умнее меня. Ты заходи, поболтаем, чаи погоняем, ща номер дам, а Девушка, даже два пакета.

Да не кричу я, женщина, что вы нервничаете, я просто громко разговариваю, я в цеху работала, слышу плохо. И синий «Пал Мал», девушка. Нет, простой. Ой, подождите секундочку, извините, пропустите, ой, спасибо! И вот – шоколадку!

Зоя Атискова

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *