Истории из жизни реальных людей
(почти-пьеса)
***
Арестович заканчивал речь в своей фирменной манере: там, где другие ораторы возвышали голос, рубили воздух руками и рычали «Всё будет Украина, и точка!», — он, напротив, почти нежно шептал, будто напоминая, что всё сказанное так очевидно любому разумному, что и доказывать тут нечего, просто согласитесь уже.
— … И благополучно разрешатся через две-три недели, это максимум, — мягко прошелестел Арестович.
Привычно убаюканный этим голосом, Коля вздрогнул, когда в кухню ворвалась жена Катя и заметалась между плитой и холодильником, приговаривая «блин, блин… опаздываю, опаздываю…».
— Успеваешь же, — тихо возразил Коля, неосознанно подражая интонациям кумира. — Сорок минут ещё до выхода.
— Чем быстрее поймёшь, что опаздываешь, тем больше шансов, что этого не случится! — раздражённо отозвалась Катя.
Но всё-таки остановилась, присела за стол напротив мужа и протянула жалобно:
— Ой, не знаю, Коль… Я что-то в последнее время постоянно на стрессе!
— Это из-за мамы Ну, потерпи ещё немного, Кать… Ей же скоро на «ноль». Недели две-три — и…
— Ей и две недели назад оставалось всего две недели! — шёпотом закричала Катя, на всякий случай оглядываясь.
(У мамы везде были уши, и даже на шее у неё росла огромная родинка, похожая на карликовое волосатое ухо).
— Она меня совершенно вымотала, Коля! Я больше так не могу! — затараторила Катя. — Каждый день эти укоры, взгляды искоса, прямые обвинения, в конце концов… Я тоже патриот, Коля, но я помогаю стране своим способом: у меня бизнес, у меня работники, у них семьи, и всем нужно с чего-то жить! А если я начну корчить из себя героя-добровольца, как твоя мама, то кто займётся всем этим, а! Хорошо быть храбрым на передовой, когда тылы прикрыты…
— А тылы-то и не прикрыты, оп-па! — с этим звуком тяжёлая рука отвесила Кате ленивый шлепок по спине.
В кухню вплыла мама. Неторопливо, по частям: сперва появился огромный и вислый, будто пивной, живот, затем по-обезьяньи длинные и крепкие руки, поддерживающие живот, и только потом — основное мамино тело в домашнем красном халате.
Мать цыкнула в сторону Коли, отчего он немедленно взлетел со стула, уступая место. Катя тоже засуетилась, собирая на стол завтрак. Живот нужно было регулярно и обильно кормить. Мать — тоже.
Дожевав первый бутерброд с яичницей и чёрным перцем, мама отхлебнула полчашки крепкого бульона и одобрительно причмокнула губами:
— Эх, хорошо! Хорошо ты готовишь, Катька, хоть и дура, и ссыкло малохольное, и дрянь-человек! Но вот ведь и от такой говны, как ты, бывает людям польза…
Катя громко всхлипнула и метнула в сторону мужа возмущённый взгляд — острый и быстрый, как томагавк.
— Значит, скоро тебе уже Через недельку-другую — неуверенно выдавил из себя Коля.
— А ты, малышок, опять Осетровича своего слушал Опять на «две-три недели» уши развесил, да — загоготала мать. — Послушал бы уже специалиста какого-нибудь, что ли, а не этих проходимцев! На вот…
Мама вытащила из просторов под животом телефон и, осторожно потыкав толстым пальцем в экран, запустила ролик на Ютубе. Там женщина, ещё более необъятная, но красиво накрашенная, рассказывала о том, что за неделю призвано ещё десять тысяч добровольцев.
— Не, не тут… вот, щас классный момент! — прокомментировала мать, ехидно поглядывая в сторону невестки.
— … И те несознательные гражданки, которые говорят сегодня, что слишком заняты бизнесом или ещё какими-нибудь делами, что им не до того! — закричала с экрана раскрасневшаяся спикерша. — Не до того им, значит, чтобы спасать собственную страну в это тяжелое время! Но отсидеться не получится, ни у кого не получится, осторожные вы наши! Не время для трусливых баб! И попытки выехать из страны мы продолжим строго пресекать, строго по закону! Миллион женщин мы планируем призвать к выполнению национального долга до конца текущего года…
Тут тонкий сухощавый палец Кати опустился на экран и свернул говорящую женщину на полуслове.
— Миллион они призовут… Сто тыщ мильёнов! — зашипела Катя, скривив лицо. — А где они их разместят А во что оденут А чем накормят Обеспечение нашего фронта — в жопе! Логистика — в жопе! Медицина — в жопе! Бюджет… бюджет это вообще сплошная жопа!
— Ты не пищи зря! — пробасила мать. — Уж как-нибудь справимся, уж не логистикой и медициной рождаемость повышается, а сама знаешь чем!
— А если я не хочу рожать Ну вот, допустим, даже боюсь. Хорошо, я боюсь! Ну не силой же вы меня заставите
— Да я и силой могу, — прогудела мать. — Делов-то… Но на тебя ж эти силы и время потратишь, а ты потом в решающий момент зассышь… и сама не родишь толком, и всем вокруг боевой настрой перепортишь.
— Вы бы лучше не про «силой заставлю» думали, а правду людям начали говорить! Сколько у нас потерь Сколько внематочных беременностей Сколько самопроизвольных абортов А то «Мать-героиню» посмертно вручать наловчились, а толку!
— Не надо населению всю страшную правду знать, не надо, это они правильно решили, — сурово возразила мама.
— Хорошо, допустим. А где обещанная помощь от Европы и США Где гинекологи Инструктора ВОЗ Производители А Где! — не сдавалась Катя.
На слове «производители» мать зарделась и смущённо выдавила:
— Да есть производители… Иностранный легион восемь единиц прислал — ветераны, красавцы! Но что такое восемь единиц, когда нужны тыщи, десятки тыщ Да и нецелевое использование всякое наблюдается… а боеприпас, сама понимаешь, не бесконечный.
— А можно про «боеприпас» не при мне! — возмущённо содрогнулся Коля, про которого на время забыли.
— А про что ж тебе, милый, рассказать — издевательски нежно уточнила мама, похлопывая себя по брюху. — Может, про разрывы промежности хочешь послушать Или про утреннюю рвоту месяцами при токсикозе Или про маточное кровотечение, от которого у меня уже три боевые подруги на тот свет ушли
— Ну не надо, зачем вы — укоризненно перебила Катя. — Не мужское это дело, не пугайте его.
— Конечно! Мужское — это войнушки по-быстрому. А мир — это тебе не пострелять, сыночек, не по окопам попрятаться! Мир — это кровь, пот, слёзы и дети. Грязное, долгое, страшное дело. И никакой победы, понял Ни тебе салютов, ни тебе парадов с колясками! Никакой победы в конце, только передышки время от времени, на выходные у моря или попойку с подругой, а завтра — опять в строй, и так до самой смерти, и расслабляться нельзя, потому что враг наш — сама смерть, понял!
— Не мужское дело, значит! Не мужское дело… — Коля затрясся, обхватил голову руками и заплакал.
То есть он хотел заплакать, но суровое мамино воспитание не позволило ему в своё время научиться этому делу. Поэтому Коля только с шумом втягивал в себя воздух и тихо кряхтел на выдохе: «Ых, ых, ых». Казалось даже, что он вот-вот выговорит с обидой:
— Ых, вы!..
— Коля, ну Коленька! — окликнула Катя.
— Ну ладно, Коль, чего ты! — поддержала мать.
— Не мужское дело, значит! — быстро-быстро заговорил Коля, то и дело перебивая сам себя. — Мы с мужиками в гараже руки в кровь стёрли, выкраивая эти ваши чепчики, пелёнки, распашонки для волонтёрской помощи… Димон всю жизнь байкерские косухи шил, а сейчас переоборудовался, шьёт ортопедическую обувь для вас, госзаказы берёт, ни копейки в карман!.. не мужское, блин, дело… Зина, тварь, после второго выкидыша с катушек слетела, ушла в запой, Вовку из дому выгнала… мужик в гараже живёт, как бомж… а что ты ей сделаешь а ничего! она же у нас в террождаемости, уважаемый человек, героиня!.. Серёга тянет троих детей на горбу, сам, потому что Ленка у нас тоже героиня, не нарожалась ещё, опять в роддоме на сохранении… героини, мать вашу! А нам чуть что — «молчи!», «не лезь!», «не мужицкое дело!», «место мужика — возле танка!», сексистки хреновы…
Его речь была прервана громким, легко узнаваемым сигналом род-автомобиля под окном.
— Мать, эт за тобой — спохватился Коля.
— Да куда Не пора мне ещё, вроде…
Мать приложила ладони к животу и замерла, прислушиваясь к своим внутренностям.
— Не, точно не пора! Ещё поношу.
Тут в кухню ворвалась дочь Надя, юная и вечно лохматая, и завопила радостно:
— А это за мной! Мам, пап, я же вчера медкомиссию на «отлично» прошла. Я же добровольцем записалась! Не хотела говорить пока, чтобы без лишних нервов, да Ну так я поеду, да
— Да куда ж натощак — растерянно забормотал Коля, хотя очень хотелось заорать «да куда ж ты, дура!».
Но он уже кричал так однажды на мать, и ничего из этого не вышло, кроме некрасивой и долгой ссоры. Кричать так на дочь — упрямую, независимую и не по-детски злопамятную — было тем более бесполезно.
— Да там покормят, там всё дадут! — успокоила Надя, забрасывая на плечо форменный розовый рюкзак. — Ну я побегу, да
— Подожди, я провожу, — обречённо отозвалась Катя.
— А я с тобой, пожалуй, подъеду! — кивнула мать. — И подскажу, что там как, и сама проверюсь планово. А то что-то в правом боку, чувствую, барахлит… Переодеться дай только минуту.
— Тебе же только семнадцать, — не сдержался Коля. — Ты же в универ хотела, на юриста учиться…
— Ну это всё успеется, пап. Отучусь ещё. Учеба тоже дело важное, но кто-то же должен и рожать!
Колю трижды обняли на прощание, потом засуетились, потом постояли немного в прихожей — и, понукаемые нервным сигналом род-мобиля, собрались на выход.
— Всё будет хорошо, пап, — заверила дочь Надя. — Это же пока только подготовка. Я даже и во вторую волну мобилизации не попадаю, а всерьёз беременеть и рожать — это ко-о-о-гда ещё будет!
Но по горящим глазам дочери Коля видел, что она рвётся в бой, и что будет стараться пролезть в первую очередь.
«Ох, как же я устал. И когда уже всё это кончится…» — привычно пронеслось в его голове.
— Ну ладно, не кисни! — подмигнула на прощание мать. — Будет и на вашей мужской улице праздник. Мир — это тоже всегда ненадолго. Ещё повоюете.
Оставшись наедине с телефоном, Коля снова запустил утреннего Арестовича.
— Потери наши настолько незначительны, что не стоят даже упоминания. И нет никаких — повторю по слогам, чтобы все поняли: ни-ка-ких поводов для паники и уныния. Я вчера говорил с Президентом и с Первой леди… Рождаемость будет повышена до нужного уровня, население будет восстановлено как минимум до уровня на 24 февраля! И уверяю, что все наши отважные роженицы, забеременевшие в День Победы, благополучно разрешатся от бремени в ближайшие две-три недели.
Тая Найденко (Одесса из недружественных)