Истории из жизни реальных людей
Рецидивист Григорий Комов пришел как-то к старшей дочери. Старшая дочь была ему рада, потому что рецидивист Комов пришел с пряниками и подарком, а не пьяным. Они поели пряников, а потом рецидивист Комов подарил дочери дочери лото из разноцветных кубиков. Дочь дочери воззрилась. Ей было уже шесть лет, и она давно переросла эту ерунду. Она вообще была семейной проблемой, потому что ни о ком не заботилась, скандалила, швырялась едой и вообще вела себя, как Сусанна Кольчикова. Рецидивист Комов не мог помочь своей дочери справиться с ее дочерью. Он плохо понимал в детях, а если и имел к ним отношение, то опосредованное: однажды рецидивист Комов зарезал педофила. Однако на этот раз рецидивист Комов пришел в гости с планом. Не с планом как гашишом, а с планом как чередой заранее обдуманных действий.
Наконец, дочь повела дочь укладываться спать. Девочка не хотела уходить из вредности и потому, что рецидивист Комов был для нее диковинкой. Вдруг дочь сказала рецидивисту Комову:
– Комов, усыпи внучку. Боишься
Рецидивист Комов боялся. В каком-то смысле Комов боялся всего, но никому этого не показывал, то есть был самым осторожным человеком на Земле. Однако усыпление было частью плана, и он согласился.
Рецидивист Комов взял дочь дочери на руки и унес в спальню. Белые руки внучки обвили его коричневую шею. Голубые широко распахнутые невинные глаза смотрели в серые, подернутые изморозью и опытом. Рецидивист Комов положил дочь дочери в постельку и сел рядом на табурет. Спи, сказал Комов, и улыбнулся. Железные клыки сверкнули в огне ночника.
Дочь дочери спросила:
– Деда Гриша, ты расскажешь мне сказку
Рецидивиста Григория Комова сто лет никто не называл Гришей. Его и Григорием-то не называли. Комов то, Комов се. Комов, Комов. «Деда Гриша», сказанное хрустальным детским колокольчиком, шевельнуло в душе уркагана давно позабытые струны.
Григорий Комов откашлялся и начал:
– Жило-было на свете куриное яичко без скорлупы. Снаружи нежное, как молочко, а внутри, как солнышко, горячее. Его снесла курица Светлана из деревни Горшки. Курица Светлана жила там у стариков Изюмовых. Старики посмотрели на яичко, подивились и не стали его есть. А старуха Изюмова на Пасху нарисовала глаза, нос и губы на яичке. А старик Изюмов придумал ему имя — Филипп Курицын. Все детство Филиппа Курицына обижали другие яички. Они были в скорлупе, а он нет. Они были пестро раскрашены, а он нет. Их ели старики Изюмовы, а его нет. Особенно Филиппа доводили яички Прохор, Касатон и Панкрат (старики Изюмовы были бездетны и всем яичкам давали имена, будто они их дети). Прохор, Касатон и Панкрат считали, что смысл жизни нормального яичка — удовлетворять собой голод стариков Изюмовых. Филипп Курицын думал так же и страшно переживал, почему старики Изюмовы его не едят. А еще все яички лежали в большой вазе, соприкасаясь скорлупками, а Филипп Курицын стоял стоймя в отдельной вазочке. Старики Изюмовы его берегли, как некоторое чудо.
От того, что Филипп долгое время был один, он стал много думать желтком. В результате желток вырос и надавил на белок. Белок выдержал, но желтое стало просвечивать сквозь белое, и Филипп стал цветным яичком, почти как Прохор, Касатон и Панкрат, но не пестрым. Прохор, Касатон и Панкрат стали дразнить Филиппа китайцем. Они не знали значения этого слова, но им нравилось его произносить. Филипп тоже не знал значения этого слова, ему просто не нравилось его слышать. Из-за того, что у него разросся желток, Курицын стал много думать. Думанья привели его к мысли, что надо уходить от стариков Изюмовых, чтобы найти свое место в жизни. Филипп уже так поумнел, что понимал: его предназначение вовсе не в удовлетворении чужого голода, даже если это голод стариков Изюмовых.
К уходу его подтолкнуло чудовищное событие. Однажды старик Изюмов сел за обеденный стол, разбил Прохора о вазу, очистил от скорлупы и съел с солью. В последний миг Филипп поймал взгляд Прохора – в нем плескался первобытный ужас. По белку разошлись мурашки. Филипп решил бежать этой же ночью. Как резиновый мячик, он выпрыгнул из вазочки, пропрыгал по столу, спрыгнул на табуретку, взобрался на подоконник и сиганул в окно. На улице Филипп приземлился в мягкую траву и попрыгал куда глаза глядят, чтобы найти свое предназначение. Через два дня Филипп Курицын припрыгал в Пермь. По дороге ему встретился обжора с вилкой, голодный бродяга и дальнобойщик, которому нечем было закусить водку. Филиппу Курицыну удалось от них оторваться. В Пермь он прискакал исхудавшим и грязным. Долго жил на улице в коробке из-под фена. Связался с тремя бездомными картошками – горькими пьяницами. Дело шло к смерти Филиппа, когда его подобрал мужчина с железными зубами…
Тут рецидивист Комов замолчал. Дочь дочери вскинулась в постельке:
– Что было дальше, деда Что случилось с Филиппом Мужчина с железными зубами его съел
Рецидивист Комов улыбнулся:
– Нет, не съел. Тем мужчиной с железными зубами был я. А вот Филипп…
Рецидивист Комов достал из кармана желтое яйцо без скорлупы и с лицом. Дочь дочери вскрикнула. Она поразилась до глубины души.
– Я уезжаю в командировку. (Комов был под следствием и ожидал ареста в любую минуту.) Ты могла бы, пока меня не будет, позаботиться о Филиппе
Дочь дочери испугалась:
– Деда, может, лучше мама
– Мама заботится о тебе, ей некогда заботиться о Филиппе.
Дочь дочери задумалась. Она хотела принять взвешенное решение.
– Хорошо, деда. Я позабочусь о Филиппе… А что мне нужно делать
– Укладывать его вечером спать, играть с ним и каждый день кушать за его здоровье. Сам Филипп не кушает, но наедается, когда кушает его хозяйка. Это очень важно, чтобы Филипп не похудел. Держи…
Рецидивист Комов протянул Филиппа дочери дочери. Девочка осторожно взяла желтое яйцо без скорлупы.
– Я сделаю ему кроватку!
– Конечно, сделаешь, только утром. А сейчас я положу Филиппа в карман твоего халатика, потому что у него уже глазки слипаются.
– У меня тоже слипаются.
– Ну, вот и спи, маленькая.
Рецидивист Комов поцеловал дочь дочери в лоб, погасил ночник и вышел из комнаты. В коридоре он попрощался с дочкой и спустился на улицу. За углом рецидивиста Комова сбили с ног бойцы СОБРа, перевернули на живот и надели на него наручники.
Павел Селуков