Раньше в Холмгороде было два кладбища. Но старое пустили под бульдозер, и на его месте построили стадион. Не знаю, что помешало вывезти старинные надгробные камни, но теперь они валялись тут же, недалеко от беговой дорожки, опоясывающей футбольное поле.
Когда я учился в школе, уроки физкультуры в тёплое время года проводили здесь, на стадионе. С другом Витькой мы любили улизнуть с беговой дорожки на дальней дуге и спрятаться за сваленные в кучу надгробные камни. Даже жарким летом среди них было холодно и сыро. Мы читали имена и фамилии на камнях, покрытых склизким зелёным грибком, пытались посчитать, сколько лет назад родился и умер человек, но настолько далёкие года, где вместо привычной девятки после единицы стоит восьмёрка, не поддавались исчислению. От этого становилось жутко и еще холоднее.
Прятались ровно до того момента, как оставался последний круг, и наш класс снова пробегал по дальней дуге к финишу. Мы выскакивали, пристраивались в хвост и уже перед самым финишем вырывались вперёд, будто из последних сил. Конечно, это было нечестно, но Витька говорил, что прибегаем мы первыми, потому что мертвецы с жуткой восьмеркой после единицы дают нам силы. Я отвечал, что это от того, что мы отсиживались, пока все бегали, но мой друг говорил так убежденно, что я и сам начинал верить.
Странно, что никто в классе ни разу не проговорился и не сдал нас. Витька был уверен это из-за того, что мы дружим с мертвецами. И тут мне нечего было ответить. Кроме нас так больше никто не делал, а после финиша остальной класс нас с Витькой сторонился, словно мы с ним покрылись склизким зеленым грибком с надгробий.
Теперь Витька — мэр города, а по ночам сторожит городское кладбище. Как только он стал мэром, тут же закрыл стадион. Вроде бы на ремонт, но годы шли, стадион ветшал, разваливался, и вот уже оказалось, что ремонтировать особо и нечего. Рядом со стадионом построили церковь. Старые надгробия вывезли на новое кладбище и составили возле избушки Сторожа. Люди говорят, что иногда видят Сторожа, сидящего меж надгробных камней. Он что-то шепчет, водит пальцами по именам и фамилиям, по датам рождения и смерти. Улыбается. Врут, наверное.
Я прошел мимо церкви, мимо стадиона и перед Слободой свернул налево. Новое кладбище в Холмгороде было самым ярким местом. Так повелось красить оградки только в кричащие цвета. Здесь и салатовый и бирюзовый и фуксия. Оранжевый и красный, голубой и фиолетовый, а кресты над могилами в один цвет розовый. А песок на могилах не крашеный Холмгородский рыжий.
Сторож сидел на крыльце с бас гитарой, подключенной к комбику.
Привет, сказал я.
Привет, ответил он, присаживайся.
Я сел рядом с ним. Сторож чуть коснулся струн. Я не услышал, но почувствовал, как завибрировала струна. Сторож нашёл ритм и запел:
Я сделан из далеких городов,
В которых, может, никогда не буду.
Я эти города люблю за то,
Что люди в них живут и верят в чудо.
Дальше он запнулся и продолжил петь неразборчиво, как делают дети, забыв текст песни, но во чтобы то ни стало, хотят продолжить. Затем сторож снова нашелся:
Я сделан из недаренных цветов,
Я из упреков, споров, возражений.
Я состою из самых длинных слов,
А так же из коротких предложений.
Твои стихи спросил я, когда он закончил.
Нет, это группа Альфа, песня называется «Я сделан из такого вещества».
Красиво.
Красиво.
Сторож вошел в избушку и вынес две лопаты.
Пошли он посмотрел на небо и повёл носом. Ночь будет тёплой.
Пойдем.
Ночь упала с неба, когда мы уже заканчивали могилу для мамы Мотылька. Идти пришлось почти на ощупь.
Правда, что Володя по ночам по кладбищу носится спросил я, когда мы вернулись к избушке.
Правда, сейчас покажу.
Сторож взял бас гитару. Он выкрутил громкость на полную и, что было сил, оттянул самую толстую струну. Звук получился громкий, глубокий. Мне показалось, что он не снаружи, а где-то внутри меня. Когда снова стало тихо, я услышал вдалеке Володино ыыыууу.
А чего он носится спросил я.
Счастлив.
Почему
Да пёс его знает.
Я пойду.
Иди, сторож пожал мне руку.
А, помнишь, как мы дружили с мертвецами, Вить
Сторож вздрогнул, услышав своё имя.
Помню, я с ними до сих пор дружу.
Когда вышел за ворота кладбища я снова услышал песню Сторожа:
Я сделан из такого вещества,
Из двух неразрешимых столкновений.
Из ярких красок полных торжества,
Из черных подозрительных сомнений.
«Альфа», запомнил я для себя название группы. — Странно, что Витька теперь совсем седой. Странно, что я теперь совсем лысый», подумал я. Больше в ту ночь в Холмгороде ничего мне странным не показалось. Ну, может, только то, что ночь была слишком тёплой. Да, наверное, еще ночь.
Герман Канабеев