Я когда с общаги съезжала, отчаянная была очень

 

Я когда с общаги съезжала, отчаянная была очень Куда угодно, только хоть маленький, но отдельный уголок. Где нет десяти человек на один квадратный сантиметр, а ночью можно спать в тишине, а не

Куда угодно, только хоть маленький, но отдельный уголок. Где нет десяти человек на один квадратный сантиметр, а ночью можно спать в тишине, а не под звуки чьей-то безудержной любви. А денег то фиг, да нисколько. Но сил уже не было. Или-или.
И вот случайно, каким-то тропами партизанскими вышла я на бабушку, сдающую комнату по невозможно демократичной цене.

Старушка, как старушка, божий одуван. Очки, грязно-зеленая кофточка, седые волосы в пучке на затылке. Без котов, без внуков, без внешних признаков хозяйки борделя, куда меня непременно заманят (дежурная пугалка моей мамы), абсолютно нормальная, среднестатистическая бабуля.

В квартире пахло ею и немного мышами. Но после соседки — любительницы жареной селёдки, от которой, как мне кажется, у меня провонялись даже стерильные салфетки в вакууме, я была готова терпеть не только это.
Зато своя комната. На выселках, убогая, но своя.

Первые две ночи на новом месте я спала, как убитая. Непривычная, почти гробовая тишина должна была по идее давить мне на уши. Но, видимо, счастье от желанной сепарации настолько меня накрыло, что сам собою включился режим «полено».

На третью ночь подвели пять стаканов чая вечером. Я таки проснулась где-то часа в три. По памяти, не включая свет пошла искать подходящее для своих нужд помещение.

Квартира была трёхкомнатная, с проходной гостиной. Комната бабки, как и моя, закрывалась на щеколду, но сейчас дверь была распахнута настежь.
Посреди зала, в темноте, при свете незашторенного окна стоял моя старушка. Ночнушка, что служила ей неглиже, больше была похожа на саван из всех тех психоделических хорраров, которых я за всю жизнь пересмотрела.
Волосы у неё были растрепаны, лица не видно, зато в ее руке отчётливо прорисовывался силуэт сковородки.

 

Бабка молча двинулась на меня медленной, шаркающей походкой да по скрипучему полу. Надо ли говорить, что я мгновенно забыла, что писать надо строго в туалете, а не метить территорию по углам.
— Баб Лена, вы чего — еле выдавила я из себя, но старушку это не остановило.
Понимая, что у бабки, как у бойцовской собаки на ринге, сейчас в голове может быть любая хрень — от убийства до ночной кулинарии, я пулей залетела к себе в комнату, закрылась на замок и, для верности, подперла собою и стулом дверь.

На том конце триллера звук шагов сначала прекратился на несколько минут, затем возобновился, но уже удаляясь вглубь комнаты.
Я забыла, как дышать.
Ещё несколько раз, абсолютно ничего не говоря, седовласый одуванчик подходил и отходил от моей двери. Пока, часа через два, все не утихло.
Нужно ли упоминать, что остаток времени я не спала, перебирая в голове картинки из классической «Техасской резни бензопилой».

Теоретически, конечно, я могла сигануть из комнаты на улицу, но четвертый этаж и зима как-то останавливали. Звонить в полицию с криками :
— Помогите, за мной ходит бабка со сковородкой, — было глупо.
Дергать в ночи друзей — тоже.
Я решила терпеть и бояться.

С рассветом таки забылась чутким сном. Проснулась от грохота посуды на кухне. Баб Лена как не в чем не бывало, что-то готовила. Ну как что-то. Пирожки она жарила. На сковородке, той самой.
— О, Поля, уже встала! — широко улыбнулась мне бабулька.
— А я вот пирожки с утра затеяла, дай, думаю, девчонку домашним побалую. Садись, ешь, горячие.
— С чем пирожки, баб Лена, — голосом сомнамбулы спросила я.
— С котятами, — пошутила веселая женщина и искренне рассмеялась.

Вечером того же дня все мои вещи сиротской кучкой стояли в углу комнаты одной знакомой девочки. И я на какое-то время напрочь забыла идею о своем личном угле.

Полина Иголкина

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *