Истории из жизни реальных людей
Страшные места себя не выпячивают. Это только туристы верят, что в Советском Союзе в «Башне Смерти» на Компросе по воскресеньям расстреливали диссидентов, замуровывая их останки в стены. Диссидентов расстреливали по субботам, но сейчас не об этом.
За «Северным» кладбищем, где прилежно ждут зомбо-апокалипсиса двести тысяч абитуриентов, притаился завод «Три семерки». В народе он действительно называется «Три семерки», а не потому что я решил так написать. На «Трех семерках» производили и разливали жидкий фтор — самое токсичное, вредное и опасное вещество в мире. Если есть вещество более вредное, то храни вас от него Бог.
На «Трех семерках» Бога нет. Там есть бункеры, огромная печь, испарения и очень много онкологии. На заводе производились якобы дезодоранты и жидкий фтор для ракет. «Дезодоранты» производились в бункерах под землей. Завод охраняли военные вплоть до начала девяностых, когда государство решило, что «химию» дешевле закупать заграницей. Производства были остановлены. Сначало производство топлива, потом — «дезодорантов». В 2003 году «Три семерки» купил некто Кудрявцев и попытался наладить там производство малотоннажной химической продукции, однако у него ничего не получилось. Завод зарос бурьяном. Или не зарос. Этот объект до сих пор окутан дешевой таинственность, а информации о нем крайне мало.
Правда, люди, работавшие на «Трех семерках», остались. Одним из таких людей оказался дядя Гена, с которым я каждое лето играю в шахматы на дворовом столе. Дядя Гена шит-перешит. В свои семьдесят лет он уже два раза победил рак. Я узнал об этом случайно. Мы поехали купаться на Каму. Дядя Гена поехал с нами, потому что на машине и недалеко. На берегу он снял рубашку, и я охренел. Все тело дяди Гены было исполосовано свежими и старыми шрамами. Густые лиловые чередовались с бледно-розовыми, превращая его в некое подобие Франкенштейна.
Конечно, я спросил. Я не мог не спросить. А дядя Гена рассказал про онкологию, фтор и «Три семерки».
У меня возник только один вопрос:
— Зачем вы там работали, дядя Гена
— Молодым был, не понимал. А когда понял — было уже поздно.
Теперь мне неудобно обыгрывать дядю Гену в шахматы. Осенью он снова загремел в больницу. А вчера мы встретились на улице. Старик ждет мою книгу. Надеюсь — дождется. И надеюсь, я увижу его на шахматном столе.
Летом я проберусь на завод. Хочу увидеть его своими глазами. Если честно, не знаю даже, зачем я всё это написал. Наверное, чтоб вы знали — был такой завод, есть такой дядя Гена.
Павел Селуков