Истории из жизни реальных людей
В двадцать идёт, в тридцать идёт, в тридцать пять натыкается на прозрачную стену, с изумлением отступает и возвращается в родную Калугу.
Иногда это происходит буквально: всё бросил и уехал в отчий дом. Иногда не совсем, и всё же движение меняет траекторию, притормаживается и замирает. Обычно этот феномен объясняют кризисом среднего возраста.
Когда-то я верила в этот кризис. В то, что однажды понимание конечности бытия из абстрактного знания становится жутковатой данностью.
Теперь мне видится, что дело в другом: в том, что мы снова превращаемся в годовасов.
Как это в год с копейками, когда ножки крепнут, а мир вокруг сулит чудеса
Ребёнок, пробежав со всей мочи вперёд, обнаруживает, что мама осталась далеко, и от ужаса начинает рыдать. И вот он уже несётся обратно, забыв про качели и про игрушки. Какие игрушки, если не на кого положиться
Так и взрослый человек, вырываясь из родительского дома со своими «хочу» и «могу», однажды обнаруживает, что спасительная мама осталась далеко позади. И если продолжить идти вперёд, уйдёшь безнадёжно и необратимо.
Конечно, это самый настоящий кризис. У кого-то он случается в преддверии тридцати, у кого-то ближе к пятидесяти. Но он, как по мне, не про возраст и не про смерть, а про психологическую (недо)зрелость.
Понимаете, в пятнадцать нам положено не слушаться родителей и желать сделать всё по-своему — иначе так и сидели бы до старости под крылом. Но это «по-своему» должно однажды вырасти в полноценную жизненную программу — вот я такой, вот мои правила и цели. Только программа сама собой не формируется. Для неё нужно отведать себя, познакомиться с собой — со всем сложным и перекрученным психическим аппаратом, снами, ночными страхами, желаниями, завистью, агрессией и всем-всем, что дадено. Узнать, принять, переварить во что-то относительно цельное, чтобы дальше жить и на этом топливе развиваться.
Если этого не происходит и мы живём, ориентируясь на случайное и чужое, в какой-то момент и возникает смутный внутренний «стоп». Нельзя на чужом дальше, а, коль своего нет, надо возвращаться к родительскому. Пусть тоже не своё, но хотя бы родное, ему хочется верить.
Вот несколько примеров, с которыми мне доводилось сталкиваться.
Загадочным образом исчезнувшая способность генерировать новые идеи в бизнесе, хотя раньше с этим не было проблем.
Внезапное нарастание чувства вины перед родителями (не старыми, кстати!), необходимость постоянно к ним ездить, отказываясь от новых маршрутов.
Неожиданная потребность бросить занятие, которому было посвящено немало сил, потому что мама его не понимает.
Внезапный и глубокий уход совершенно светского человека в религию (мама очень религиозна).
Финансовый потолок непонятного характера и опять же чувство вины перед старшими, всю жизнь жившими более чем скромно.
Желание (реализованное, с которого я начала) всё оставить и вернуться в родной город.
Понимаю, что эти случаи можно объяснять как угодно (или вовсе не объяснять), но в каждом из них было много обескураженности — кто я, зачем я и о чём, и не вернуться ли мне за ответами к отчему порогу.
И в этом смысле притча о возвращении блудного сына — тоже иллюстрация.
Ведь, проживая свою жизнь, мы действительно можем далеко уйти от родителей с их локацией, ценностями и чаяниями. Мы можем переместиться на другой континент или освоить профессию, которую они никогда не примут. Надо быть офигенно взрослыми, чтобы выдержать страх полной сепарации и не рвануть обратно, когда маму перестаёт быть видно за поворотом.
И это чертовски сложная задача, потому что зрелость — привилегия, а не автоматически получаемое право.
Оксана Фадеева