Как-то раз я собиралась выйти замуж.

 

Как-то раз я собиралась выйти замуж. И не как обычно за воображаемого друга, любимый город или мятежный дух поэта серебряного века, а за вполне нормального человеческого человека, что характерно

И не как обычно за воображаемого друга, любимый город или мятежный дух поэта серебряного века, а за вполне нормального человеческого человека, что характерно — мужчину.
Мне даже спонтанно и неожиданно поступило сие предложение, а не то чтобы я сгоряча ляпнула «Давай сделаем это — пусть все ахуеют!» И даже на курсы глубокого минета (в тот раз) идти не пришлось, поэтому я конечно ответила — «Ахули, давай!»
В последующие несколько дней мы нашли компромисс между отчаянным рвением ивент-менеджера в отставке в моем лице и здравым смыслом ограниченного бюджета в его, прикинули, во сколько в это время года встанет Доминикана на олл-инклюзиве, выдохнули «Потянем», да и успокоились, составив список примерно из тридцати сочувствующих моих бёрнеров и его брутальных пацанов, коих вполне можно было разместить в оранжевом автобусе с надписью «Дети», а затем вповалку на втором этаже сего дома. Из доступных излишеств и фричества мне удалось выбить разве что весьма недорогого, но талантливого баяниста, играющего на исконно-русском инструменте Раммштайн и прочий Анфогивен.
Но не тут-то было.
Никогда не стоит недооценивать барышню, у которой на правом плече вместо ангела угнездился Локи.
Как-то раз мы возвращались домой, и я, скучая на пассажирском сидении, пролистывала какой-то рекламный журнал, выданный на заправке. И мне как на грех попалось изображение провинциального банкетного зала. Знаете, такого с белыми скатертями, лебедями из салфеток, позолоченным пластиком, обильной мишурой и гирляндами-бабочками.
«А давай такой снимем!» — воскликнула я.
Мужчина посмотрел на меня мельком и с сочувствием — заработалась… да нет, просто шутит.
«Да нет же, смотри! — Остапа уже было не остановить.- Мы вот такие все приезжаем в этот зал, рассаживаем всех по правилам в порядке иерархии, занимаем место во главе стола под целлулоидным пупсом, платье-торт, костюм-большевичка, баянист приличный без вот этих вот всех «ебать бизона» играет «ах эту свадьбу-свадьбу-свадьбу пела и плясала», тамада — роскошная женщина с плененным пуделем в волосах — вещает что-то елейным голосом про «дорогие молодожены» и «этот знаменательный день», звучат крики «Горько!», гости смотрят на нас… ну вот примерно как ты сейчас на меня.
Мужчина на всякий случай сбавил скорость, явно прикидывая расстояние до ближайшего медпункта, оказывающего скорую психиатрическую помощь.
«Но это еще не все!»
Послышался свист экстренного торможения.
«После очередного «горька», когда гости уже поняли, что попали, и притворились очень голодными и вообще тут не при чем, я незаметно включаю на припрятанном под столом бумбоксе главную тему из «Криминального чтива», мы достаем из-под белоснежных скатертей по автомату и разносим к черту нахрен все это великолепие! Гости орут, тамада визжит, завязавший было баянист под шумок вливает себе в горло бутылку «праздничной», кругом кровь-кишки-распидорасило, с мишуры тягуче капает прямо в пасть фаршированного осетра, целлулоидный пупс криво взирает на это все одним сохранившимся глазом, и мы покидаем это блядское здание, срывая с себя излишества одежды, в натурально гробовой тишине… А дальше, на трассе стопим фуру, запрыгиваем в кабину и уезжаем в закат!»
Повисло неловкое молчание, прерванное матершинным гудком «Скании», чудом объехавшей колом вставшую на трассе Ниссан-Микру.
«Да не, ну конечно это будут пейнтбольные стволы, стрелять мы будем специальными шариками, гости проследуют за нами сборной зомби-апокалипсиса в места дальнейшего празднования, тамаде потом выпишем путевку на воды, а ресторану, так уж и быть, оплатим скатерти и покраску стен, хотя за такую рекламу они итак в накладе не останутся, зато прикинь, какая это будет бомба!»
Наверное так смотрел на своих пациентов Чезаре Ломброзо, смесью жалости и страха, понимая истинную цену этой гребаной гениальности.
Этот взгляд мне потом еще долго являлся в сновидениях, в нем было все возможное крушение надежд, все сожаление о недостигнутом, весь тлен, вся боль и едва уловимое сочувствие.
В общем, замуж я тогда конечно так и не вышла.
О чем ни разу не пожалела.
В этот момент за кадром играет «Sweet Jane», и медленно ползут финальные титры.
Heavenly widened roses
Seem to whisper to me
When you smile
Ла-ла-ла-лаааа, лай-ла-лаа…

 

Kattana Igorevna

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *