Один мазёл ханки в девяностые измерялся не в рублях

 

Один мазёл ханки в девяностые измерялся не в рублях Его стоимость вела счёт в жизнях и загубленных душах. Душа, как правило, самого нарка, а жизни, такое случалось, как его близких, так и

Его стоимость вела счёт в жизнях и загубленных душах. Душа, как правило, самого нарка, а жизни, такое случалось, как его близких, так и совершенно незнакомых людей.
Первые порой не выдерживали раньше срока виденного и узнанного о своих сыновьях\дочерях\внучатах. Вторые чаще всего не возвращались домой, превращаясь в подснежники, находимые по весне и погибшие за-ради бабла на ханку.

Ханка без ангидрита – деньги на ветер, когда тот выпаривали, так несло прямо-таки уксусом. Варка шла пятьдесят на пятьдесят: когда на хате у старшаков, барыг или у себя, если родаки на работе, а когда, над газетами и в кружке, прямо в подъездах, где купили. Дверей с домофонами, да даже простенькими кодовыми замками, тогда не водилось. И парней в сером частенько не вызывали, беспонтово же, да-да.

Кислым на лестничных площадках воняло чуть реже табачного дыма. В сиги тогда пихали всё же табак и сизый дым, пластами плавающий в стареньких «хрущах», «сталинках» и остальном постсоветском жилом фонде, говорил знающим людям о многом.

Кисло-тяжёлая вонь суровых мужской «примы» или ещё живых «Фильтра» с «Родопи» были как пропуск внутрь комофорта и уюта. Это дядьки-работяги вышли перекурить после ужина или накатив в день шофёра. Пятница часто превращала в шоферов всех.

Пахучий аромат LM или Bond порой заставлял насторожиться, бело-красные пачки чаще всего жили в карманах нормальных пацанов. А где нормальные поцики, порой даже на кортах, там и молодецкие лихость, удаль, бланш под глазом, сотряс не простатит – за неделю пролетит, выбитые зубы, треснувшие рёбра и даже отбитые почки.

Зимой 1994-го в наш класс закинули Илью, переехавшего с «северов». Северами оказался самый обычный Самотлор, Илья по-вартовски тянул слова, сплёвывал, дымил и на предложение нашей старосты, Светочки, помочь ему с матикой и попробовать себя в баскете, Илья кивал ровно осёл перед морковкой.

Несомненно, наша староста с её карими очами, тугим девичьим третьим размером и длинно-сильными баскетбольными ногами могли сподвигнуть Илью на пару недель подвигов. Но тяга к чернушке оказалась сильнее, ханка победила и Илью спалила техничка, мывшая тубзик на третьем. Вызванные физрук и завуч под белы рученьки выволокли Илюшу наружу и явили светлым очам директриссы.

Илья пускал слюни, ловил сопли, чесался щёки с глазами и зависнул, сползая по стенке, куда его прислонили. Сам онтак и не поднялся, директрисса как-то лихо вызвала участкового и родителей, первым явился наш «шериф», за ним нагрянули дядька в пилоте и тетка в шубке, все охали, ахали и немного матерились. Нас разогнали, Илью выволокли и он пропал из нашей школы, жизни и вообще.

Где-то тогда мы вот так близко столкнулись с бедой, наползавшей на нас куда там бубонной чуме, гриппу-испанке, монголо-татарам и инопланетянам с планеты Нибиру. Где-то в то время в руки попала кассета «Парк Горького-2» и понеслось…

Если ты сподобился оказаться нефором в лихие-святые 90-ые, то свою сторону Силы выбирал сам, равно как последствия. Нам, людям, свойственно сбиваться в стаи со стадами по разным признакам. Кому по понятиям со стрижкой, кому по любимым хобби, а кому даже по обожаемым музыкантам. Другое дело – как воспринимать чужой лагерь и что желать от их сторонников.

До поры до времени, так уж вышло, частенько бывало не страшно столнуться в полутёмном подъезде что с нарками, всегда жаждущими бабла на следующую дозу и новый баян, что с чёткими пацанчиками, уже не косившими под туповатых «быков», но того не ставших более добрыми, мягкими, белыми и пушистыми.

Перед погружением в мир гитарных риффов, примочек и типа вокалистов, голосящих ровно как бабуин с кокушками, зажатыми в пасти леопарда, тусил с правильными пацанами. Не сказать, что судьба их задалась в стандартной плоскости назревающих нулевых. Треть оказалась на кладбище уже к середине следующей декады, не менее половины ушли на зону за грабёж с кражами, а оставшиеся выродились в обычных алкашей, кое-как соскочив с героина, потоком пошедшего в страну из Афгана одновременно с падением СССР.

 

Но именно все эти знакомства со старшаками, только-только пробующими первые дозы подарили спокойный десятый класс, когда заходя в подъезд, пусть и через раз, знал – кого вижу и что ждать. Летом 96-го лафа кончилась, причём одновременно с появлением в жизни блэк-металла.

«Aske» услышал только в конце 96-го. Городская библиотека освобождала фонды и нам с Диманом перепало несколько выпусков журнала Rockkor, наравне с «Я-молодой» в девяностые бывший единственным поставщиком информации у нас в глубинке. Мск полнилась Горбушкой и даже вполне себе Интернетом через телефонные линии, а у нас полугодовой выпуск белорусского «Legion» (RIP) становился событием.

В полутора моих выпусках, честно поделенных с Диманом, имелось интервью и краткое содержание жизни Кристиана, до поры-до времени зававшегося именно так, прежде, чем превратиться в Варга Викернесса. Оттуда же узнал про вокально-инструментальный ансамбль норвежских горлодёров, ставший любимым в жанре и остающийся им до сих пор. И это не Бурзум.

Про сам стиль «блэк» узнал на два года раньше, не подозревая о неверном толковании жанра в ближайшем будущем. Страну наполняли пиратские переводы и издания книг востребованных жанров. И городская библиотека моего крохотного Отрадного не была исключением, вместе с классикой «жёлтой» пиратской серии Северо-Запада подарив первые книги Дина Кунца.

Девяностые шли к экватору, когда в 94-ом мой отец залетел в СИЗО. Оттуда ему, обычному шоферюге, выбраться не удалось и половину следующего года прятался от неприятия его смерти у двоюродного брата. Оттуда пошли знакомства с нормальными, пусть и пока ещё, пацанами, там же и оказалась в руках «Полночь». Сын главного героя, весь из себя страдающий, совсем как я, подросток отдалялся от отца и слушал чёрный металл.

Металлюги на плакатах того выдуманного кренделя то обставлялись свечами на гробах, то держали в руках горстки трупных червей, выкрашиваясь под скелетов. В 15 такое впечатляет, а что первоисточником стали Venom, Celtic Frost и Hellhammer – откуда мне было знать. Первым блэкарем-злобарем, оказавшимся известным лично мне, стал Варг, чья раскрашенная моська пялилась с черно-белой фото на странице Роккора в 96-ом, шуйца с десницей удерживали колотушку с шипами и зашкаливающе несло пафосом.

Тем же летом правильные поцики свернули мне набок нос.

Нормальные пацаны-старшаки вдруг перепугались вписываться и как-то незаметно моё увлечение лёгкой рок-музыкой, вроде терявшего популярность «Парка Горького», окончательно вылилось в нефорство во всей, возможной в провинции 90-ых, красе.

Как связаны между собой наркота, сигареты тех времён, Варг Викернес и сами девяностые

Да никак, наверное, лишь вкусом времени.
Оно, то самое время, имело свой вкус.

И, лично мне, оно отдаёт «Петром 1».
И звучит «Det Som Engang Var».
И, немного, приблатненной гнусью в подъездах, воняющих сигами с кислым.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *