-Знаете, Ин Сергевна, пристал тут в доме отдыха любимый мой типаж: импозантный, спешит куда-то, лет 50, состоявшийся, с историей, на бабле и- в бизнесе, такой ,байкер контркультурщик-против маленького общества на мопеде рассекает, бьет татухи и баклуши на острове. Прилепился, как кокаин к ноздрям администрации, колоритный такой Дон Хуан, оказалось за плечами режиссерское лютое прошлое и вся богема, сейчас- крупный бизнес, внуки- в Лондоне. И такой весь: язык подвешен, романсы поет, на рояле играет, Вертинского мне давай и Бродского в ролях. В итоге говорит: «Уведу тебя от любимого, как жить теперь без тебя, дева прекрасная, мол, дуры одни- вокруг одноклеточные с силиконом, а тут ты — такая невозможная, каких и не делают давно, я изгибы твои увидел, венчаться захотел.»
Я ему: «Зачем же с дурилками организмами дружить Это на потенцию плохо влияет, карма киснет. Вы попробуйте с дамами умными поякшаться, так может и прогресс пойдет. Он ни в какую! На колени рухнул, давай руки целовать, трясется, плачет, бормочет:» Одна ты мне люба, вызываю твоего мачо на дуэль, подайте , подайте на тарелочке Ляпкина-Тяпкина! Увезу в Лондон, будешь мне рододендроны поливать и голая в помещении ходить, пробуждая потенцию!»
А ему: «А не работает история, люблю однокурсника, чего дуэлировать и валокордин по полу лить, рвется ниточка, отец.» Он мне еще пол томика Бродского- вдогонку, три романса и поэму свою о любви безнадежной, я- пол литра вина в себя, в целом, вечер, Инн Сергевна, удался. Он потом все клюкой в окно стучал и угрожал соитием.
Самое смешное — второй день. По аллеям иду, своего ухажера встречаю, стоит пред кокоткой, руки лобзает, трясется и слово в слово бредит: «Я встретил вас, и все былое…» Перпетумобиле…закольцевался, старый алкаш, сука.
Инна Сергеевна