Истории из жизни реальных людей
Когда Мусе было шесть лет, Котяне подарили куклу. Котянина мама искала ее в России, купила там в специальном магазине, везла на перекладных и практически удочерила, пока везла. У куклы было нежное капризное лицо, джинсовый сарафан, кофточка с кружевами, золотистые косы, а главное – кукла была ростом с пятилетнюю девочку. Кажется, метр и десять сантиметров. Котянина мама помнит точно.
Котяня к кукле отнеслась с интересом, но, в общем, спокойно – а вот Муся сошла с ума. Целый день она провела с этой куклой, кормила ее, одевала и раздевала, а вечером прибежала домой, схватила меня за руки, усадила на диван и с размаху кинулась ко мне на колени. Как в пруд.
— Мама! Пожалуйста! Я очень тебя прошу! Купи мне такую куклу!!!
Я в тот момент только пришла с работы. Я не знала ни о какой кукле (Коллега упомянула с утра, что «приобрела ребенку монстра размером с живого человека», но этот факт не задержался у меня в голове) и порядком озадачилась, что моя веселая Муся так страдает из-за непонятной ерунды. Пара наводящих вопросов и «звонок другу» (друг тоже только пришел с работы) прояснили картину, но не до конца.
— Мама, — всхлипывала Муся, — это не потому, что она большая. И не потому, что у нее косы. И не потому, что я не могу поиграть с ней у Котяни. Она живая, мама! Я так хочу ее себе!
Она впервые в жизни страдала из-за игрушки. Я почесала в затылке.
— Послушай, малыш. Я могу пообещать тебе такую куклу. Но ее везли из России, а в Россию в ближайшее время я не поеду. Мама Котяни ездит туда в командировки, мы можем попросить ее, когда она поедет в следующий раз (я представила себе лицо Коллеги, которую попросят повторно протащить в самолет «монстра размером с живого человека», и немедленно закрыла это мысленное окно) – думаю, она тебе не откажет. И я посмотрю, может, такое еще где-нибудь продается. Но вот прямо сейчас, из магазина, я не могу тебе ее добыть.
Муся задумалась, вытирая нос. И деловито уточнила:
— Где она продается В Петербуррррге А это где
«Это там, где сейчас минус восемь, — подумала я, — а у меня на зимней куртке сломана молния».
— Это четыре часа на самолете. Очень красивый город, мы с тобой туда когда-нибудь полетим. Когда там не будет минус восемь, я починю молнию на куртке, а ты немного подрастешь.
— А кукла – упавшим голосом спросила Муся.
— А куклу я тебе добуду. Подумаешь – кукла. Найдем. Не знаю пока, как именно, но разыщем. Не плачь.
* * *
Через два дня у меня неожиданно вышла книга, «Йошкин дом». Мы ее, конечно, ждали, я знала, что это вот-вот произойдет, но не знала, когда. Поэтому все-таки — неожиданно. С утра мне позвонили из того самого Петербурга (хорошее место, хотя и минус восемь), сказали – включи компьютер. И все завертелось, мелькая картинками и щелкая на ходу, как щелкают слайды взбесившегося проектора. Через две недели я вылетала на презентацию в Петербург.
Как я уже упомянула, у меня была отличная зимняя куртка. То, что она не застегивалась, в Израиле было совершенно неважно – здесь не застегивают куртки. Смысла нет.
То ли дело Петербург. Минус восемь за то время, пока я летела, доросли до минус двенадцати, и распахнутый вид приобрел откровенный блатной оттенок. К счастью, тогда в Петербурге жили мои друзья, поэтому меня возили на машине. Из машины я выходила уверенным шагом человека, которому предстоит пройти ровно пять шагов.
Презентация была в рамках «ФРАМовского фестиваля» — трех дней чтения хорошей прозы в хорошей компании. Презентация прошла отлично, равно как и фестиваль, но, выйдя с последнего дня чтений, мы с друзьями обнаружили, что их машину увез эвакуатор. Вместе с еще парой сотен машин, вставших на каком-то не слишком разрешенном месте.
Друзья быстро подняли из подсознания богатый словарный запас (литераторы в этом плане – очень подкованные люди), одернули свою, к счастью, хорошо застегнутую одежду, и поехали выручать машину. Это как-то очень сложно делается, надо ехать за тридевять земель, стоять в очереди, платить, потом еще куда-то ехать, снова стоять, а преодоление расстояний в Петербурге зимой без машины – тот еще квест. Я страшно рвалась в нем участвовать, но, во-первых, расстегнутая куртка и отсутствие привычки к минус двенадцати – плохие спутники в подобных авантюрах, а во-вторых, у меня была работа: надо было дать интервью. Так что меня не взяли вызволять транспортное средство, а отправили заниматься делами и ждать спасателей из-за тридевяти земель.
Мы с очень приятной журналисткой Юлей забились в ближайшее кафе, толково и оперативно поговорили, там же устроили фотосессию (хорошо, что сначала поговорили, а потом уже фотографировались, иначе даже после короткой дороги фотосессию можно было бы назвать «я и мой красный нос»), и с интересом посмотрели друг на друга.
У журналистки Юли через три часа был поезд на Москву. У меня — самолет в районе полуночи, и друзья, вызволяющие машину пока что где-то ближе к той же Москве. На улице стемнело. Города я не знала. Да, забыла сказать, что еще был гололед.
— Юля, — сказала я просительно. – Мне срочно нужна большая кукла.
К чести журналистки Юли, она и глазом не моргнула. Встала, надела пальто (у нее оно тоже застегивалось, в Петербурге вообще у всех застегивается одежда, наверное, это какой-то национальный принцип) и сказала «Пошли». Будто нет ничего более уместного, чем смотаться за куклой по гололеду в темноте.
Мы смотались. Юля каким-то чутьем нашла поблизости то ли «Детский мир», то ли «Детский рай», в общем, такое заведение, в котором продают большие игрушки. В Петербурге вообще продают много всего большого, возможно, это как-то связано с большими расстояниями
В детском раю нам сначала пытались продать грудастых Барби (холодно!), потом – плюшевого мишку размером с немецкую овчарку (теплее), потом предложили пройти на другой этаж, а там на витрине стояла Она. Та самая кукла.
(Я до сих пор подозреваю, что вся эта внезапная поездка в Петербург, включая минус двенадцать, эвакуированную машину и даже гололед, была энергетически спонсирована моей дочерью Мусей, не имевшей возможности иным путем заполучить вожделенный подарок. Надо же было организовать ее ненормальной маме такие условия, в которых от покупки куклы было просто не уйти).
Та самая кукла, светясь симпатичным личиком, стояла в витрине, одетая в свитер и джинсы. То ли Котянина красавица родилась летом, а к зиме куклы перецветают и меняют оперение, то ли просто магазин был другой, но факт остается фактом: кукла была в штанах. Кто хоть раз имел дело с шестилетней девочкой, тот поймет, насколько это серьезная проблема.
— Простите, — сказала я вежливо, указывая на куклу. – Мы не могли бы ее как-нибудь переодеть
Мне везет на понимающих людей. Втроем с продавщицей мы перевернули весь отдел, пытаясь найти кукле достойный гардероб. Я порывалась снять платье с Барби, продавщица предложила раздеть пластмассового льва. Лев был отдет в матроску и пальто.
— Вот, если тут немножко растянуть, — неуверенно предложила продавщица.
— У меня через полчаса поезд, — неуверенно напомнила Юля.
— Ладно, — вздохнула я. – Возьму как есть. Сами будем переодевать.
Ближайшая дорога на вокзал лежала через какие-то особенно непроходимые буераки. Черный асфальт покрылся белой коркой, распахнутая куртка заледенела по краям. Кукла молча смотрела сквозь прозрачный пластик, и на её нежном личике было написано: «Влипла».
— А здорово, что мы ее купили, — сказала Юля, дуя на пальцы.
— Не то слово, — согласилась я, скользя и перехватывая коробку ростом в полменя.
Друзья, приехавшие на спасенной машине, не сразу поняли, что этот шкаф едет с нами. На незаданный вопрос я невинно ответила: «Вот, купила детке куколку». Судя по размерам шкафа, там запросто могла поместиться сама детка. А летела я, надо сказать, без багажа, на три дня ведь всего. Так что куколку предстояло везти на руках. Но это и к лучшему: мне казалось, что в багаже ей будет грустно.
* * *
Долетели мы без проблем. Кукла путешествовала в отдельном, можно сказать, купе: понимающая стюардесса уложила ее в шкафу с одеялами, доверительно шепнув, что «здесь мягко и не дует». На рассвете я приземлилась в Бен-Гурионе – из минус двенадцати в плюс двадцать два, в зимней куртке, после бессонной ночи, хмурая как та самая ночь и в обнимку с огромной куклой.
— Ага, — сказал Дима, которого я успела предупредить, — это она у нас плохо одета
— Да, — сказала я. – И это ей мы сейчас едем покупать платье.
И прямо из аэропорта мы поехали покупать платье. Потому что кукла в брюках — это не то.
Где продают платья на огромных кукол, я не знала, и вряд ли сумела бы выяснить на ходу. Поэтому мы поехали в магазин, где продают платья на маленьких девочек. Вечерние платья, с пышной юбкой.
— Сколько лет вашей девочке – оживился продавец. – Вам платье на свадьбу На день рождения На пикник
Мы замялись. Наша девочка ждала в багажнике автомобиля, между запаской и рюкзаком. Оставалось схватить что-то розовое и газовое, размер прикинуть на глаз (тащить сюда куклу и мерить на нее одежду у нас начисто не было сил, причем не столько на сам процесс, сколько на взаимодействие с нервной системой продавца), свернуть платье в рулончик («нет-нет, не надо подарочной упаковки!») и сбежать. Мир розовых газовых платьев – не то место, где хочется пробыть подольше, особенно с утра.
Куклу мы переодели в машине, толкаясь локтями и споря, как лучше переплести бретельки. Кукла с интересом рассматривала узор на юбке. По-моему, она была не против.
* * *
Я по-разному представляла реакцию Муси. Думала, будет скакать и волноваться, возможно – визжать, подпрыгнет до потолка, повиснет у меня на шее, схватит подарок…
Она вышла в салон – лохматая, сонная, теплая после сна. Увидела куклу. Остолбенела. И около минуты стояла неподвижно, поедая ее глазами и не шевелясь. Видимо, в каждой девочке живет Козетта, ждущая своего часа.
Козетта дождалась. Муся протянула руку, дотронулась до пышной куклиной юбки и заплакала.
Она плакала молча, как взрослый человек. Не рыдала, шмыгала носом, не всхлипывала и не вытирала слез. Она просто смотрела на куклу и из ее глаз лились слезы размером с горох. Мои друзья и их обиженная машина, эвакуатор, журналистка Юля, питерская продавщица, стюардесса, продавец вечерних платьев и мы с Димой стояли вокруг и думали, что если говорить о мгновениях высшего счастья, то они, наверное, все похожи на это: хочется прыгать, нет сил шевельнуться и слезы льются из глаз.
Долго так, конечно, не простоишь. Статуя ожила, схватила куклу и началась веселая суета, которая всегда сопровождает обновки: «А руки у нее гнутся А ноги А ее можно переодеть Я буду с ней спать! Я возьму ее к бабушке! Я покажу ее Котяне! А у ее куклы платье даже хуже!».
Еще бы. У самой Муси платья тоже были «даже хуже». Строго говоря, к шести годам у нее не было ни одного вечернего платья. А у ее куклы – было. Мне кажется, это успех.
* * *
Куклу, как и положено, вдрызг заиграли за несколько лет и куда-то дели, доигравшись до полного исчезновения. Книгу, ее ровесницу, ждала примерно та же судьба: тираж раскупили полностью, допечаток не было и «Йошкин дом» стал библиографической редкостью, его невозможно достать. У меня самой остался один экземпляр, да и тот утащен у папы, ему я когда-то дарила два.
А вчера мой друг, тот самый, который когда-то в Питере ездил выручать машину, прислал смску из Праги: «Зашел тут в книжный, унес твой «Йошкин дом». Учитывая, что ни в том же Питере, ни в Москве, ни в одном из многочисленных городов, где продавался «Йошкин дом», их давно не осталось – та книга в Праге явно была последней. Вот теперь их уже точно больше нет.
Дома стремительно подрастает Роми, Мусина младшая сестра. Подходит время ехать за новой куклой.
NEIVID