Друг человека

Я бежал уже несколько кварталов, уходя от тварей. И, хотя они заметно отстали, не сбрасывал темпа. Бег меня не утруждал. А раньше, даже приносил радость.
Когда-то, когда Катю бросил муж, мы начали бегать по утрам. То ли Катя делала это, чтобы отвлечь себя от дурных мыслей, то ли её действительно не устраивала фигура. Но меня ее телосложение не заботило совершенно. Друзей любят не за фигуру. Мы просто бегали по утрам вдвоём. Катя бежала, стараясь выдерживать один и тот же темп на протяжении всей прогулки, а я, просто подстраивался под неё.
Я никогда не стремился показать ей, что быстрее неё. Мне просто нравилось бежать рядом, слышать её дыхание и наслаждаться утренней тишиной, которую еще не заполнил гул машин, искусственно-веселые голоса радиостанций и звуки стройки, находившейся неподалеку от дома.
Твари потеряли меня из виду. Я свернул ещё в пару проулков, чтобы окончательно оторваться от погони и двумя кварталами выше вернулся на то место, на котором пришлось прервать поиски из-за того, что меня обнаружили. Это был правильный путь, и мне оставалось совсем немного. Последние несколько часов, с того самого момента, как твари утащили Катю, заперев меня в одной из комнат пустого дома, в котором мы имели неосторожность остановиться переночевать, я не экономил сил. Просто шел по следу, останавливаясь, лишь чтобы попить воды из очередной отстоявшейся лужи.
Сейчас, конечно, я чувствовал себя не таким свежим, как в начале пути, но ярость вновь и вновь выплёскивала в кровь адреналин, подстегивающий тело, отгоняющий усталость на второй план. Мне нужно было найти Катю, нужно было помочь ей. И я был уже совсем рядом. След был четким, свежим. Запах был точно таким же, как и у твари, запершей меня, а спустя время, решившей, что мясо не должно пропадать.
Открыв дверь и выставив перед собой утыканную гвоздями палку, этот хищник не ожидал, что я брошусь на него, собью с ног и, прижав своим весом, потянусь к шее. Он пытался удерживать меня одной рукой и бить палкой, зажатой во второй. Но я не обращал внимания на рвущие плоть гвозди. Просто тянулся зубами к горлу. И дотянулся.
Боль заставила тварь разжать руки, а я, оставив её захлебываться кровью, побежал по следу. Кучкующиеся в одном месте, такие хищники всегда пахнут одинаково. Эта стая не была исключением.
Все началось тогда, когда в городах отключилось электричество. Еда в холодильниках пропала, а магазины закрылись. Спустя четыре дня без электричества толпа начала разносить супермаркеты, избивая до полусмерти, а порой и убивая, тех сторожей и охранников, которые имели неосторожность сопротивляться.
Бензин для машин тоже кончился. Новых продуктов в магазины не завозили. И люди стали ходить пешком в соседние районы, дабы поживиться чем-то в тамошних торговых точках. Но ведь и там ситуация была такой же. Завязывались стычки. Очень часто со смертельным исходом.
Возможности привести себя в порядок не было. Одежда пахла все сильнее. Люди начинали наплевательски относиться к самим себе, а после дичали. Поначалу это напоминало племена, а позже, когда положение не становилось лучше, племя становилось похожим на стаю.
В одном из таких племён нашли приют мы с Катей. И всё было вполне сносно некоторое время. Но в какой-то день, когда Кате намекнули, что из меня можно сварить огромный котел вкусной, жирной, наваристой юшки с мясом, она разбудила меня ночью и мы ушли.
С тех пор мы жили в пути, стараясь избегать людей, становившихся все меньше и меньше похожими на самих себя. Так прошло около года. Не точно. Но листья снова падали с деревьев и вновь дожди шли один за другим.
Потом мы пережидали дожди, в одном из сохранившихся на окраине домов, чтобы сделать еще один переход. Очень странно, но вера в то, что Катя не одна осталась человеком, не покидала её и мы упорно продолжали искать, перебираясь от одного поселения к другому. Мне понравилось, когда летом мы ненадолго задержались в каком-то поселке. Пустом, в отличие от городов, которые обязательно были населены потерявшими человеческий облик и сбившимися в стаи тварями. Там не было совсем никого. И рядом был лес, в котором было много живности. Я даже принес Кате барсука, которого сумел поймать. Это было несложно. Но Катя почему-то отругала меня и выбросила тушку туда, где раньше был огород. И я больше не пытался охотиться.
Но там все равно было не в пример лучше, чем в городах. В городах были стаи, которые дрались друг с другом. И у каждой стаи был свой запах. И эта не исключение. Я почти на месте запах невыносим.
Ну да. Вон, две твари возятся у огромного, сложенного из кирпичей очага, а рядом, привязанная к вкопанному железному столбу, Катя. Остальных тварей не было поблизости. Я не слышал их запаха. Возможно, продолжили охоту, а может быть, отвоевывают территорию у других.
Раньше возле таких столбов играли дети, бросая мяч так, чтобы он попадал в кольцо. За детьми было интересно наблюдать. И было очень здорово, когда мяч, брошенный неловко или не пойманный кем-то из детей укатывался в сторону. Тогда его можно было догнать и поиграть с ним, пока дети не забирали мяч и не начинали свою возню около кольца снова.
Распугав своим появлением двоих, возившихся у костра самок, я подбежал к Кате, изумленной моим появлением. Веревку я грыз долго. За это время мне приходилось несколько раз рявкнуть на тех самых самок, которые, забывая о страхе, начинали подбираться к нам. У одной из них в руках был нож.
Нож!
Я бросил затею с веревкой и кинулся на них. Первая с диким визгом побежала прочь, а другая, с ножом, зарычала не хуже меня. Во второй руке она держала тряпку. Я прыгнул. Не делая обманных выпадов, нацелившись на кисть руки, в которой тварь держала оружие. Тряпка хлестнула меня по глазам, на мгновение дезориентировав и зубы клацнули в пустоту. А в следующий миг я почувствовал, как сбоку, под ребрами, распускается жгучий цветок боли.
Но тварь я свалил. И впился ей в руку, чуть выше локтя. И дернул головой, не расцепляя зубов.
Она выпустила своё оружие и, крича, повернула голову чуть в сторону, будто отворачивая свою морду от моей. А мне и не нужна была её морда. Горла было достаточно.
Когда я оставил в покое переставшее сопротивляться тело и начал искать нож, картинка в глазах была мутной. И муть расплывалась вязкими чёрными узорами, танцующими завораживающий, отвлекающий от происходящего танец.
С четвертой или пятой попытки мне удалось ухватить оружие зубами. Я сделал несколько шагов к Кате, но ноги подкосились. Упал. Закрыл на миг глаза, сцепив челюсти только бы нож не выпал. И пополз.
Повернуть голову и посмотреть назад я боялся. Но, кажется, за мной, по пыльному асфальту волочились мои же потроха.
Только не разжимать зубы.
Боль застилала глаза. Боль выкручивала внутренности. Наверное, теперь их уместнее было назвать наружностями. Боль шептала мне: ляг, разожми челюсти. Я отстану от тебя. Не полностью, ненадолго, но отстану. Давай, разжимай.
Боль, как всегда, врала.
Я знал, что она врет, и продолжал ползти, стиснув зубами рукоять ножа. Дополз и только тогда разжал зубы. Катя дотянулась до оружия и освободила свои руки от верёвок. Сначала села, затем, легла рядом, прижав свою голову к моей. Её лицо было мокрым. Люди называют это слезами.
Странно.
Она ведь не плакала, когда её бывший муж возвращался домой пропитанный запахом другой женщины. Она не плакала тогда, когда он ушел от неё к этой другой. А ведь ей было больно. Я знаю.
Тогда почему она плачет сейчас
Джек глотая слезы, шептала она, ты меня не бросил… Джек
Глупая, хотел я сказать ей, ну неужели ты не знаешь, что друзей нельзя бросать Бросив друга можно умереть. От тоски.
Но сказать не смог. Вместо этого я лизнул её в лицо.
Я ведь пес. И я не умею разговаривать.
© VampiRUS

Источник