Истории из жизни реальных людей
Эта история произошла в весьма специфической среде. В той сфере, где обычно вращаются врачи-трансплантологи, чудеса случаются редко. Но, слушая мою хорошую знакомую Елизавету Каспарову врача-офтальмолога, доктора медицинских наук и просто доброго человека, я не переставал дивиться непредсказуемости того, что верующий человек называет Промыслом Божиим.
Елизавета Аркадьевна занимается пересадкой роговицы первой «линзы» человеческого глаза, прозрачной ткани, от которой зависит наше зрение. Забор роговицы осуществляется обычно после смерти донора. В отличие от трансплантации сердца, печени и других важных человеческих органов, в офтальмологии существует немаловажный нюанс. Для изъятия роговицы хирургам-офтальмологам не требуется непременно живой донор. Достаточно, чтобы с момента смерти человека прошло не более суток. Тогда его роговицу можно пришить больному она приживётся, и зрение восстановится.
Ещё в советское время существовал закон о «неиспрошенном согласии». Тогда роговицу можно было запросто забрать у любого тела, которое попадало в морг. Елизавета сетует: сегодня этот закон не действует, поэтому работа хирургов затрудняется, и многим больным, кому можно помочь, приходится долгое время ожидать, пока подойдёт его очередь на прозрение.
В тот день в морг при московской больнице, где существовало глазное хирургическое отделение, привезли тело погибшего в аварии мотоциклиста. Совсем ещё мальчишка восемнадцать лет. По правилам, существовавшим в больнице, после судмедэкспертизы у мёртвого парня забрали роговицу с обоих глаз и передали в глазное отделение.
На следующий день в морг прибыли родители погибшего. Они опознали тело, но, к ужасу медиков, каким-то совершенно непонятным образом обнаружили, что у сына без их согласия кто-то посмел забрать глаза. Их можно понять: несчастные родители, раздавленные горем, смерть лишила их единственного ребёнка. А здесь ещё такое безобразие творится! Изъятие роговицы глаз отец с матерью восприняли как тяжкое оскорбление и надругательство над телом покойного сына.
Отец в сопровождении рыдавшей матери с кулаками набросился на патологоанатомов:
Мы не давали на это разрешения! Верните мальчику глаза обратно! Хотим, чтобы сын покоился со своими глазами!
Кому захочется объясняться с разгневанными несчастными людьми, да ещё в подобной ситуации Побить запросто могут!
Простите, но мы тут ни при чём, ушли в оборону патологоанатомы. Это «глазники» виноваты они глаза вашего сына забрали. Вот с ними и разбирайтесь.
Нужно отдать коллегам должное, говорит Елизавета Аркадьевна. Патологоанатомы успели нам позвонить и предупредить: «Готовьтесь! У нас только что были разъярённые родители вашего донора теперь они идут к вам. Надвигается гроза!» Но родители не знали, что как только у сына удалили роговицы, те немедленно пошли в дело. Нуждающихся в пересадке всегда предостаточно. Даже если бы мы и хотели отдать родителям глаза сына, это уже было нереально.
Тогда заведующий отделением, мгновенно просчитав ситуацию, взвесил все за и против и принял единственно верное решение: «Когда родители появятся, приведите к ним его».
Несколько минут спустя к нам ворвались папа с мамой, вспоминает Елизавета. Помню, какое было лицо у отца: красное, искажённое гневом. Мама, вся в слезах, плачет навзрыд. Отец угрожает, называет нас извергами и садистами. Мать тоже кричит, голос высокий, отчаянный. Требуют вернуть глаза их сына.
Разговаривать с людьми, находящимися в состоянии аффекта, невозможно, тем более в таких обстоятельствах. Они просто не станут никого слушать и не согласятся ни с одним доводом. Обычным путём сквозь стену родительского горя не пробиться. Нужно отдать должное выдержке заведующего отделением. Он честно сказал, что глаза сына вернуть не может, потому что они уже пересажены другому человеку.
Но если хотите, я покажу вам того, кто теперь смотрит на этот мир глазами вашего сына, предложил профессор.
Ванька поступил в отделение неделей раньше. Это был очаровательный золотоволосый полуторагодовалый пупс, которого нашли на помойке, где он ползал совершенно голый в пищевых отходах. Ребёнка передали в дом малютки, отмыли, выходили, откормили. Потом отыскали биологическую мать ею оказалась сильно пьющая женщина. Из-за ужасных условий, в которых содержался малыш, постоянных побоев, голода и общего истощения у ребёнка, несмотря на проявленную в детдоме и детской больнице заботу, развилась кератомаляция, или «расплавление» обеих роговиц. Ванечке срочно требовалась пересадка тканей. Эту операцию и выполнил профессор.
Всё прошло успешно, мальчик стал видеть, повеселел. Чудесный Ванюша, кудрявый и золотоволосый. Таких, как он, в XVIII веке любили изображать ангелочками на росписях дворцовых интерьеров. Розовощёкий синеглазый мальчишка. Несмотря на всё пережитое, очень ласковый и весёлый. В отделении его все любили, постоянно чем-нибудь угощали, тискали, целовали.
Ваню подвели к родителям погибшего парня. Потом посадили мальчика напротив микроскопа и показали папе и маме роговицы, пришитые Ване.
Это глаза вашего сына, показал профессор. Если хотите забирайте!
Ласковый Ванька, добродушно улыбаясь, в этот момент подошёл к безутешной матери, потянул её за подол платья и просто взглянул ей в глаза. А потом отдал ей свою любимую игрушку. И тут что-то произошло.
Люди, ещё минуту назад неспособные что-либо видеть и понимать в гневе, внезапно замолчали. Стояли с открытыми от потрясения ртами, уставившись на наше маленькое чудо, а он глядел на них глазами их сына. Во всяком случае, они так думали.
Родителям рассказали историю совсем коротенькой Ванькиной жизни. Потом они взглянули друг на друга, повернулись и ушли потрясённые. Мы облегчённо молились: «Слава Богу!» На этот раз обошлось.
Через несколько дней та пара снова пришла в отделение. Попросили разрешения повидать Ваньку. А вскоре опять навестили мальчика. Они приходили ещё много-много раз, пока в конце концов не усыновили Ванечку.
Профессор не смог рассказать им всю правду, призналась Елизавета Аркадьевна. Родители так и не узнали, что трансплантаты, пересаженные Ваньке, на самом деле принадлежали не их сыну. Но, думаю, даже если позже они об этом догадались, то, смею надеяться, им было уже всё равно.
© Александр Дьяченко