— Если бы ответ на этот вопрос существовал, его бы не задавали.
— А как по мне, так это самый дурацкий вопрос на свете.
— Почему
— Потому что потому!
Она вскочила со ступенек и голыми ступнями побежала на лужайку. Её тоненькие ножки ступали по мокрой, недавно омытой дождём траве и вместе с тем почти не оставляли следов, словно она не касалась земли, а парила на ветру, в миллиметре над всем миром. Воздух был свежий. Она забежала под яблоню и, прижавшись спиной к влажной коре, позвала меня:
— Эй, ты там уснул
Вот она, подруга моего детства, любовь всей моей жизни. Мы не виделись два года с того момента, как она была вынуждена переменить климат. Ни связи, ни писем, ни намёков. Только воспоминания и сладостные образы ушедших мгновений. И вот сегодня судьба наконец соблаговолила и вновь свела нас вместе. Я встретил её случайно и узнал, что она вернулась и теперь живёт в том здании, на ступеньках которого мы сидели.
Я встал и побежал к ней. Маленькие капли растекались по моим стопам, омывая пятки, икры, пальцы. Она улыбалась под сенью пышной кроны и весело смеялась. И вот, я подбегаю к ней, а она хватается тоненькими руками за ветки и начинает их трясти.
— Эй! — говорю я.
Миллионы капелек, скопившихся за весь дождливый день, рухнули нам на головы и омыли нас, подобно реке с бурным течением. Этот яблочный дождь оказался заранее продуманной ловушкой, в которую я угодил — и угодил так, словно вся эта лужайка, все эти ветви, листья, капли, яблоки, трава и роса — существовали здесь ради этого мгновения.
— А если я!
Я потрусил ветки, но она успела прикрыть руками свою обмотанную чёрным платком голову. Вода попала ей на спину и проникла под платье.
— Ах ты!
Хотел ли я расспросить её обо всём Бог свидетель — хотел! Но вместе с тем боялся, потому что те яркие воспоминания вновь ожили здесь и сейчас. Спросить её означало бы запустить свою руку в мутный омут прошлого, который тут же обратил бы эти чудесные мгновения в толчёную, развеянную на ветру пыль.
Она подпрыгнула на месте и хотела было повторить свой трюк, но — вместо капелек ей на голову упало яблоко.
— Ай! Больно!
Она схватилась за больное место и вновь прислонилась к коре. Я, сдерживая смех, приобнял её и присмотрелся к уже мокрому платку, который всё время бросался мне в глаза с нашей встречи. Он был большой и напоминал мне тюрбан (из-за чего, кстати, мне казалось, что она жила в Индии).
— Пройдёт, — сказал я.
Солнце засветилось на горизонте. Августовское утро потихоньку выходило из сонного царства; воздух теплел, первые птички запели свою мелодию. Я поднял с земли яблоко и повертел его в руках: красное, сочное, свежее, только что подаренное нам заботливой природой.
— Нет, боль не проходит.
Она поправила платок и задрожала. По её голеньким ножкам прошёл озноб; она обхватила свои плечи голыми руками. Я положил яблоко в карман и крепко её обнял.
— А я думаю, проходит.
— Нет.
— Неужели, — сказал я. — Тогда как жить
— Не знаю, — ответила она. — Сначала нужно понять «зачем», а потом уже думать «как».
— Я же говорил, если бы ответ на этот вопрос…
— Я слышала, — она ущипнула меня за руку и хихикнула. — Дурацкий вопрос, всё дурацкое!
— Не волнуйся по этому поводу. — Я ущипнул её в ответ, и она ахнула. — Само придёт.
— Что придёт
— Ответ на любой вопрос.
— Звучит, как пафосная цитата.
— Ну, спасибо на добром слове.
Она рассмеялась и мурлыкнула. Я не понимал, к чему она вела, но и не пытался: чары этого волшебного утра заставляли моё сердце биться всё чаще — и с каждым ударом я всё отчётливее слышал восторженное эхо сбывшейся мечты.
«Мы снова вместе!»
— Плохой из тебя философ, — сказала она.
— А я и не претендую на статус мыслителя. Мне просто нравится ощущать каждое мгновение и не отвлекаться на вечные вещи, — сказал я. — Как, например, тогда, когда мы вместе с тобой строили замок на пляже под палящим солнцем, а потом красные, точно фламинго, лапали друг друга и кричали.
— Или когда мы плавали в озере, и наша лодка перевернулась из-за того, что ты вообразил себя капитаном, сражающимся с морским чудищем, — вспомнила она.
Мы оба рассмеялись.
— Вот видишь, — сказал я, — зачем же нам тогда искать ответ на извечный вопрос, если мы сами конечны
— Чтобы понять, зачем начало, — ответила она. — Вот, например, я: всю жизнь училась в консерватории, овладевала мастерством игры на скрипке, затем стала музыкантом, начала выступать на сцене и в конечном итоге — оказалась здесь. Неужели я потратила тысячи часов только для того, чтобы извлечь грустные мотивы увяданья из полнозвучной мелодии и перенести их в жизнь Это же абсурд! Должен быть какой-то смысл или замысел.
— Ты стала мастером, а это достойно тысячи жизней.
— Измерять достижения в жизнях… — проговорила она. — Жизнь — просто единица измерения…
— Всё дурацкое! — весело воскликнул я. — А ты относишься к этому слишком серьёзно. Вот лучше скушай яблоко.
Она взяла в руку яблоко и откусила.
— Ах, и всё же есть в этом мире прекрасное. Это яблоко, это деверо, эта роса, эта трава, это утро — всё такое чудесное, словно мы находимся в сказке и вот-вот все наши желания станут явью, — она зажмурила глаза. — Я хочу… я хочу предстать перед тысячной аудиторией на огромной, освещённой десятками софитов сцене и сыграть мою любимую мелодию на скрипке, а зрители… а зрители чтобы хлопали мне и восклицали: как же хорошо она играет! гений! просто гений!
Она вышла из моих объятий и посмотрела мне в глаза.
— А что хотел бы ты
Я улыбнулся.
— Чтобы твоё желание исполнилось.
Её глаза засверкали, она засмеялась и поцеловала меня. Солнце уже сияло на горизонте, тёплый ветерок игриво овевал кроны деревьев и разносил запах свежести по всей округе. Свет забрезжил в окнах того здания, на ступеньки спустился врач.
— Диана, — крикнул он, — доброе утро. Идёмте на процедуры.
И она, сняв чёрный платок, понурила лысую голову и медленно побрела в сторону больницы.
© Большой Проигрыватель