И тут, в общем, дело даже не уходе за собой, как таковом, а в некоем природном свойстве, вероятно, присутствующем в человеке с рождения. Например, в детстве у меня была подружка Н — мы с ней вместе ковыряли что-то там в песочнице. И вот, как сейчас помню, она вылезала из песка, слегка отряхивала руки и юбку, и мгновенно превращалась в куклу наследника Тутти, которую только что достали из коробки. Нежный розовый ребенок без единой песчинки на пальцах. Тогда, в 5 лет, мне казалась, что у Н какая-то особенная кожа, к которой ничего не липнет. Чудесная кожа, разумеется, потому что к моей обычной коже липло все вообще. И к волосам, и к одежде. Во всяком случае, когда я приходила домой, меня не пускали даже на участок, а окатывали водой из шланга прямо мостике у калитки. Без этой нехитрой процедуры определить кто пришел, в чем и зачем — возможным не представлялась: если я возилась в куче песка, куча всегда увязывалась следом за мной. Ну и понятно, что сейчас, спустя годы, никто не поливает меня из шланга на мостике, я умею рисовать одинаковые стрелки на глазах, относительно неплохо подбираю одежду, а в каких-то вопросах прошарена даже больше, чем это может вынести мой кошелек. Короче говоря, я без проблем могу навести марафет. Но увы, мой триумф никогда не длится больше 15 минут. Потому что или выбьется рубашка, или вылезет какая-нибудь прядь, или я зачем-нибудь начну махать руками, изображая лопасти вертолета, и непременно размажу помаду. Причем знаете в чем подлость Рубашка должна вылезать, прядь выбиваться, а помада имеет полное право быть нанесенной кое-как — если во всем этом есть какая-то благородная небрежность, то это только улучшит образ. Вроде бы с одной стороны ты красивая, а с другой — «красивая неспециально» — а это ведь и есть тот самый «легкий шик», к которому следует стремиться. Но, блин, не в Катином случае. Моя рубашка уж если вылезет, то непременно каким-нибудь мятым от порток краем. И пряди моих волос ни за что в жизни не упадут «так, как будто ветер подул». Нееет, зачем им такая обыденность Уж если из моей прически что-то выбивается, то это всегда по сценарию «теория вероятности сработала и гольфист поймал свою молнию». В том смысле что это всегда вверх и вбок. Можно еще и в рот куда-нибудь — обожаю пожевать свою челку вместе с утренним кофе. Помада — отдельное счастье. Они же сейчас все стойкие и матовые. Это типа когда цвет долго-долго держится, и даже если слез, то все равно остался «легкий оттенок». И вот если у 99% бап или легкий оттенок, или вообще пигмент ушел, то у меня это всегда выглядит так, как будто бы я зачем то нажралась гуаши. Прямо вот села за стол, выдавила себе тюбик «Гаммы» в блюдечко, и давай ее, родимую, поедать столовой ложкой. Клянусь. Про всякие шарфики вообще рассказывать страшно. Нет, я отлично умею заматываться любой тряпкой. И прям 5 минут — чистая Франция. 10 — Испания, допустим. А вот через полчаса почему-то случается Максим Горький, старуха Изергиль, часть вторая (та — в которой страху обобрали). Перепуганная всклокоченная башка из кучи тряпок, да. И никогда по другому, никогда. Ну а триумф моего триумфа — это, конечно же, очечи. У очечников, как известно, есть всего 2 легенды, поддерживающие их жалкое кротовье существование. Первая — про то, что очки придают своему обладателю некую статусность, а вторая о том, что в очках всегда есть какой-то секс. И вот тут у меня прямо комбо случается. В конце дня к зеркалу подойдешь, а там — старший научный сотрудник Лев Моисеевич Либерзон, по заляпанным линзам судя, охочий до плотского необыкновенно. Нажравшийся гуаши хер, в мятой рубашонке, с волосами торчащими вбок и вверх. Секс Чистый секс, аж зубы сводит от восторга. В общем, надо признать, что с шиком у меня так себе, и куклой наследника Тутти мне стопудов не побывать. Скорблю.Екатерина Великина