«Кирпич»

Кошку нельзя. Собаку нельзя. Хомяка нельзя. А кого можно
Никого.
Почему
Потому. Не маленькая уже соображать должна.
Что соображать
То!
Раньше было нельзя, потому что маленькая.
Не делай из матери идиотку!
Я и не делаю.
Хотя бы лягушку
Нет.
Червячка
Нельзя.
Ну пожалуйста!
Не беси меня!
Катя осторожно закрыла за собой дверь и спустилась во двор.
Посреди двора лежал кирпич раньше Катя его не видела.
Ты чей заговорила Катя с кирпичом.
Ничей. Бросили меня.
Кирпич был красно-рыжий, из обожженной глины, весь в сколах и выщербинах, один край сильно отбит. Катя протянула руку, кирпич пугливо сжался, попятился, глядя на Катю.
И все-таки позволил себя погладить желание ласки одолело страх удара.
Катя расплела с головы ленту, привязала к кирпичу получился поводок.
Теперь ты мой. Я тебя не брошу.
Девочка пошла по двору, кирпич захромал следом.
Тебя как зовут
Никак меня не зовут.
Я буду звать тебя Жора.
Зачем ты притащила в дом кирпич
Ему было плохо. Это не простой кирпич. Это Жора. Он будет жить с нами.
Кирпич жадно лакал молоко из блюдца. Недоверчиво скашивал назад то один, то другой глаз, не прекращая лакания. Девочка восторженными глазами смотрела на него, не веря в свое счастье.
Вдруг он больной
Он не больной! Он хороший. Его бросили!
Хороших не бросают.
Катя не ответила.
Мама запнулась о кирпич и долго, с вдохновением ругалась.
Он хотел поиграть с тобой, оправдывала его Катя.
Жора заполз под диван и затаился.
В отличие от матери, отец не замечал его вовсе, не веря в способность глины ощущать жизнь. При появлении отца Жора забирался на подоконник и тихо лежал там, рассматривая движение уставших людей, бредущих далеко внизу по земле.
На ночь Катя укладывала кирпич на своей подушке и, обняв его, сразу же засыпала беззаботным детским сном.
Кирпич лежал рядом и глядел на спящую Катю преданными глазами. Осторожно выбирался из-под ее руки, спускался на пол и бродил по квартире наблюдал прекратившееся существование семейства, испытывая редкое для себя удовольствие безмятежности.
Перед рассветом он возвращался к Кате, ложился в ногах и засыпал.
Утром мама находила красно-рыжие следы на полу и привычно ругалась.
Она ругалась, что из-за кирпича везде пыль, и не продохнуть, и что, наверное, кирпич медленно их убивает.
Однажды отец проснулся ночью и увидел напротив неподвижный темный силуэт.
Он нащупал в темноте тапок и швырнул. Жора ушел в комнату Кати, и утренние красно-рыжие следы появляться перестали.
Жора старался не попадаться на глаза, днем он предпочитал лежать под диваном, изредка выбираясь на подоконник посмотреть на жизнь.
Как-то раз отец пришел домой раньше обычного. Раздраженный. Злой.
Жора был на кухне, пил воду из миски. Проскользнуть в комнату Кати незаметно от отца он не успевал.
Отец увидел его. Жора припал к полу и ждал, поняв, что будет дальше.
Что ты тут прикидываешься живой тварью Кирпичи не пьют воду!
Он вдруг пнул Жору, вложив в удар давно копившуюся ненависть к поддельной жизни, и запрыгал на одной ноге. Лицо его оскалилось от боли и бешенства.
Паскуда! Вы видели он сломал мне палец!
Папа, это ты его пнул.
Катя подняла Жору и, прижимая к груди, убежала к себе, заперлась.
Отец ворвался. Он выдернул кирпич из рук Кати и затряс им в воздухе.
Это кирпич! Всего лишь кирпич. В нем нет ничего живого. Это мертвая, бесчувственная глина.
Пальцы отца впились в твердый керамический бок с нечеловеческой силой и начали крошить. Кирпич сжался в руке, чувствуя, как разрушается его тело, и, не имея сил вытерпеть боль этого разрушения, начал скрючиваться, сминаться, ища новое положение и форму своей жизни и не находя их. Он побелел от боли. Отец распахнул окно и бросил кирпич вниз.
Сердце Кати оторвалось и полетело в бесконечную, бездонную пропасть.
Катя побежала следом в эту пропасть, с каждой ступенькой исчерпывая остатки надежды, с каждым пролетом проваливаясь в страшное, неминуемое.
Большое красное пятно на треснувшем асфальте запечатлело последнее движение жизни и мгновенно наступившую за ним неподвижность. Мелкие кусочки обожженной глины лежали, разметавшись, заполнив собой все вокруг. Нашлось несколько обломков покрупнее. Катя принялась складывать их друг с другом, но они не соединялись, разваливаясь в бесформенную кучу. Тихие слезы текли по Катиному лицу, мешая видеть новый мир. Она отодвигала их руками, и лицо ее делалось красным от потеков кирпичной пыли.
Дворник Галактион принес старую ненужную коробку от обуви и помог собрать останки.
Девочка с крепко прижимаемой к груди ношей села в поезд.
Некоторые из людей замечали ее, удивлялись, что такая маленькая девочка едет одна, порывались заговорить, расспросить или даже помочь. Но подойдя и заглянув в ее глаза, поспешно уходили прочь.
Александр Феденко

Источник