Истории из жизни реальных людей
Я одно время везде ходил, познавал жизнь, как она есть. Исследовал субкультуры. Фонтанировал идеями. Сначала к веганам пришел. Привет, говорю, веганы. Я, говорю, допёр. А они — до чего допёр Ты кто вообще Архип — представился. Но так-то Жэка. Можно — Василий. Я допёр, как всех сделать веганами. Всё человечество прямо. Грандиозная идея. Веганы вскинулись. Глазами показывают — не томи, излагай. Изложил. Джордж Клуни, говорю, восемнадцать лет прожил со свиньей. Конечно, это была не совсем свинья, это был боров Макс, представитель вьетнамской пузатой породы. Одному богу известно, сколько фотомоделей, кокса и знаменитостей повидал Макс на своем веку. Если реинкарнация есть, многие бы не отказались в следующей жизни стать свинтусом мистера Клуни. Я бы точно не отказался. Вздохнул. Слеза набежала. Как бы то ни было, говорю, отношения с Максом привели Джорджа к отказу от свинины.
Веганы вскиркнули. Тихо-тихо, говорю, щас объясню, как это работает у нормальных людей. Макс был братаном Джорджа, смекаете Он ему с похмелья на жизнь жаловался, диван покупал, смотрел матчи Лейкерс, гулял по LA, какахи убирал, в ванне мыл, таскался по ветеринарам. Короче, Джордж не ест свинину, потому что братанов не едят. Рецепт такой. Для всех. Универсалити. Мы не будем есть коров, когда коровы станут нашими братанами. И свиней. И куриц. И всяких там зайцев, лосей и медведей. Когда они все станут нашими братанами, мы их всех не будем есть. Такая вот тема, веганята. Просиял даже, так складно вышло. А веганы репу скребут (не головы, настоящую репу) и говорят такие: «А как это сделать Как претворить» Кверху каком, отвечаю. Я идею подал — действуйте. Нахер вы нужны, если я за вас всё буду делать Хитрые какие. Короче, прогнали они меня взашей. Не знаю. Хорошая идея.
К христианам пошел. Привет, говорю, христиане. Грех-шмех, это понятно. Есть, говорю, здравая идея, как всех сделать христианами. В духе прозелетизма. Ходите, говорю, с новыми заветиками, как дураки, а надо с другого бока зайти. С какого — орут. Усмехнулся. Люблю внимание. Женское больше люблю, но и такое по либидке елозит. Вот смотрите, говорю. Мартин Лютер. Кинг — спрашивают. Сами вы Кинг, говорю. Немецкий Лютер, мать реформации. У него как было Очень авантажно у него было. И… как это… Мощно — вопят. Сами вы мощно, говорю. Кон-текс-ту-аль-но! Это как это, спрашивают. Так это, говорю. Во-первых, тогда все библии на латыни были, и их только попы католические читать могли, а Лютер взял да и перевел эту лабуду на немецкий. А за семьдесят лет до того Гутенберг подсуетился. Изобрел, мудрец, книгопечатный станок. Ну, Лютер на нем библию и расхуя… то есть растиражировал. Нате, мол, бюргеры, читайте по написанному, неху… нече с чужих слов правду-матку сосать. И девяносто пять тезисов на дверь пришпандорил. Чтобы понимали, в каком русле читать. Там русел-то доху.. много, короче.
Телика нет, интернета нет, книг почти нет, радио не фурычит. Из всех развлечений только пиво, библия, бабу помять, да кирха. От дефицита народ втянулся. Христине задумались, а потом их главный, толстомордый такой, спрашивает: «Как же нам повторить сей чудесный подвиг» Верните, говорю, дефицит. Люблю быть лаконичным, когда слово «сей» слышу. А христиане не допетрили. Какой дефицит, спрашивают. Весь дефицит, говорю. Много дефицита надо, иначе не выгорит. Кому вы со своими побасёнками нужны, когда у Дудя новое интервью с Ивановым вышло Интернет, радио, телевиденье — в топку. Не нужна вам такая конкуренция. Еще бы хорошо антибиотики изъять, чтобы мёрли, как раньше. Детская смертность располагает к Богу. И чуму бы вернуть. За два года все христианами станут, деваться-то некуда. Тишина провисла. Я приосанился. Вот, думаю, хорош! Не хорош. Крестом дубовым отоварили, еле утек. К либералам хотел зайти. А кровь каплет — кап, кап, кап. В больницу уполз. Теперь молчу. Сами пусть мозгами вертят. На чужом горбу… Мне и грузчиком мир нравится.
А тут с работы выхожу, восемь лет назад буквально, смотрю — монетка лежит. Дай, думаю, плюну, раз лежит. Сто двадцать шесть раз плюнул — ни разу не попал. Вот ведь, думаю, курва заговоренная! А время дополна, жена бросила. Стою — плюю. Притомился — присел. Вдруг мерседес черный из-за угла. Двое в очках. Бугаи такие, как в кино. Скрутили, увели, доплевать не дали. А в машине еще двое — нормальные. Ну, как нормальные. Один на хорька похож, а у второго голова шире плеч. Чего, спрашиваю, надыть «Хорек» залыбился. Надыть, говорит, как можно дольше у власти оставаться, народ дурить и лавэ качать. «Головастик» радостно закивал. Я расцвел. Люблю быть полезным в профильном смысле. Ну, говорю, слушайте. Во-первых, народ на бабу похож — зрелища любит и похвалу. Вы ему Чемпионаты мира всякие и почаще в уши лейте, какой он особенный и как в войне победил, а он вам полное согласие.
«Хорек» насупился. Инжир сушеный. В какой, спрашивает, войне В Великой отечественной, говорю, в какой же еще Тут «Головастик» взвился. Так это ж не он, кричит. Не он, говорю, а вы скажете, что он. Дальше он сам себя в этом убедит. Вернее, она. «Хорек» не понял. Какая, говорит, она Народ, отвечаю. «Головастик» возмутился. Так народ же — он! А я такой — с точки зрения языка — он. А если мякотку взять, сутеньку, то она. «Хорек» чиркнул в блокноте. Я откашлялся. Я всегда откашливаюсь для важности. Во-вторых, говорю, кругом враги. Снаружи сплошь враги, частоколом прямо, ну, кроме Кубы и Сирии, в порядке бреда, а внутри по надобности. Сегодня одни, завтра другие. Главное — ментам и армии зп поднять, иначе спать тревожно. А сон, он, знаете ли… Я про сон долго могу говорить, но «Хорек» перебил. Еще, спрашивает, что-то или всё
Два момента, говорю. Вождь и культура. «Головастик» ахнул. Как это! Народ, говорю, в институты всякие не верит, он и слова такого не знает, а в личную ответственность верит дополна. Бабе мужик нужен. И не какой-нибудь забулдыга, а ладный прынц. Чтобы и на охоту, и на рыбалку, и на машине, и на самолете, и на коне с голым торсом и ружжём. Вождь! «Хорек» раздался в плечах. А с культурой, спрашивает, как Тоже, это самое, про вождя Нет, говорю. Тут тонко. Говном надо кормить, а подавать так, будто это перепела в меду. От говна люди тупеют, а нам тупые и нужны. Побольше говна, экономить здесь опасно. По радио говно, по телеку говно, в газетах говно, книг говенных полные прилавки. А интернет особо не трогать. Щипать чутка, чтоб не расслаблялись, но гаек до упора не завинчивать. «Головастик» посмурнел. Чё это, говорит. Они там гадости про меня пишут. И пусть пишут, отвечаю. Это ихняя отдушина. Скороварочку-то спускать надо. Вот пусть и спускают в интернете, нам от этого ни жарко ни холодно. Натешутся — посмирнеют.
Всё, говорю, пойду я. Мне еще в монетку попасть надо. В певицу, что ли «Головастик» офигел. Нет, отвечаю, в пятерку блестящую. Сто двадцать шесть раз плюнул — ни разу не попал. Почти вылез уже, когда «Хорек» за локоток придержал. Погодь, говорит, должность для тебя есть. Какая это Сел. А «Хорек» губы утер и торжественно так — Министр культуры Российской Федерации! Не, говорю, я лучше в грузчики, для меня это слишком мелко. Ничего не мелко, говорит. Подсоби, говорит, набросай говна на вентилятор. Херовым фильмам путь-дорога, хорошим — разворот. Не обидим, дескать. Бахыт-компот, сам знаешь. А «Головастик» такой — всё будет шоколадно! И вдруг — фамилия у тя как Губов, говорю, Игнат. «Хорек» ручки потер. Не годится, говорит. Надо что-то красивое. Бестужев Голицын Муравьев-Апостол Мединский Давай Мединский, а Согласился. Кем я только не был. Побуду Мединским. В Москву улетел. Девятый год тружусь. Скоро все не только христианами станут, но и с животными побратаются. Вся страна в говне. На пенсию пора.
Павел Селуков