Радиомастер и Мария

В Аптекарском переулке на «Бауманской» в двухэтажном домике, построенном в начале ХХ века, жили в ХХI веке два человека Радиомастер и Мария.
Им было по сорок лет, и они всю жизнь прожили в Немецкой слободе так до революции назывался Бауманский район. Их дом номер три стоял на углу Бауманской (в прошлом Немецкой), после революции названной именем большевика Николая Баумана, убитого куском трубы полицейскими агентами. Если бы сейчас называть улицы именами всех убитых силовыми структурами, то улиц бы не хватило на всей планете. Но тогда Бауман стал героем революции, его именем назвали район, улицу, рынок, станцию метро и летний сад. Бауманский район был местом, где во время выборов в Верховный Совет СССР всегда выдвигался очередной генеральный секретарь КПСС.
Радиомастер и Мария родились в одном роддоме на Госпитальной, в 29-й больнице, основанной княгиней Шаховской, которая также основала общину сестер милосердия «Утоли мои печали». С тех пор в том роддоме ничего не изменилось.
Мать Радиомастера при родах умерла, а у Марии отца сроду не было. Ее мама родила для себя так она всегда говорила. Кто отец, Мария не знала и даже не пыталась искать.
Перед смертью мама сказала дочери, что отец был хороший человек, но женатый, и она от него скрыла свою беременность, не хотела разбивать семью.
Марию сразу увезли в деревню к бабке под Подольск, и девочка появилась в Аптекарском переулке только перед школой. А Радиомастер вырос у своей бабки на руках. Папа его никогда не женился, но женщина у него была, Радиомастер ее даже видел два раза. Один раз маленьким в саду Баумана они гуляли и ели мороженое, а второй раз на Немецком кладбище, когда папа умер в 85-м году она помогла раздобыть водки на поминки.
Тогда началась борьба с пьянкой. Она идет до сих пор, но результатов не наблюдается. Народ побеждает благодаря явному преимуществу пьющих над непьющими. Разве может человек трезвым смотреть на бардак, творящийся в стране так считал Радиомастер, выпивающий ежедневно с восьмого класса.
Пил он всегда, но голову не терял, он вообще ничего не терял, наоборот, он собирал всякий хлам, и теперь прежняя привычка кормит его. Он держит на первом этаже своего дома лавочку радиодеталей и прочей ерунды. В лавочке всегда толпится много народа, те, кто сам мастерит или ремонтирует домашнюю технику.
В этой лавочке когда-то был «Металлоремонт», и папа Радиомастера сидел там каждый день, делал ключи, точил коньки и даже нелегально собирал телевизоры из ворованных запчастей.
Радиомастер после уроков всегда сидел у отца в мастерской и всему научился точить, паять, курить и выпивать, как положено рабочему человеку, каждый день, но в пределах нормы, без перебора.
Мария и Радиомастер учились в разных школах: она в немецкой спецшколе, а он в обычной, рядом с домом в Казенном переулке. Сидел он за партой только до восьмого класса, а потом уже нигде не учился, начал работать с отцом в мастерской и никогда не пожалел об этом.
Мария прошла весь долгий путь хорошей девочки: школа с медалью, иняз с красным дипломом. Пути Марии и Радиомастера не пересекались, двора у них не было, Мария была всегда занята. Они виделись и в двадцать лет, и в тридцать, но без контактов. Она его не видела, он был не ее герой.
Ее героем был мальчик из сталинского дома на Энергетической улице. Он жил в профессорском доме МВТУ, где были паркетный пол и ванная с окном.
Такой хорошенький мальчик, теннисист, басист группы «Ядерный щит». Мария с ним дружила с первого курса и искала ключ к его сердцу. Он не видел в ней женщины, а она уже хотела ею быть.
Радиомастер делал ключи и в двадцать лет нашел свой золотой ключик. К ним в мастерскую зашла женщина лет тридцати с мальчиком и попросила поставить ей замок в новую дверь.
Папа послал Радиомастера, и он с радостью побежал и поставил замок, а заодно и крест на своей одинокой жизни. Он стал жить с этой женщиной и прожил двадцать лет, пока она не умерла от рака за три месяца. Радиомастер похоронил ее и вернулся к себе на Аптекарский уже сорокалетним, совершенно пустым, и запил так крепко, что чуть не потерял свою лавочку. Помогла остановиться печень, которая отказалась принимать смертельные дозы. Он пошел к врачу, и врач сказал: «Будешь пить сдохнешь». Радиомастер перестал пить и понял, что трезвому надо чем-то себя занимать; стал читать Библию, единственную книжку в доме, оставшуюся от бабки, набожной старушки, даже крестившей внука в Елоховской, где она была прилежной прихожанкой.
Крестик он носил всегда, но в остальном был равнодушен к вере, к любой, включая коммунистическую и демократическую. Он не любил, когда говорят про политику, про смысл жизни: зачем искать смысл жизни вместо того, чтобы просто жить
Так Радиомастер и жил со своей женщиной, которая оставила его на этом свете совсем одного. Он стал читать Библию, просто так, из любопытства, смотреть телевизор он не мог, радио не слушал там показывали и рассказывали, чего в жизни не бывает, а если такое и бывает, где-то, то ему такого не надо.
Ну убили кого-то в Ясенево или шторм в Воронеже снес крышу с прокуратуры, и что теперь, не спать или ехать разбирать завалы Так думал уверенный в себе Радиомастер, среднестатистический человек со средним доходом и средними потребностями.
В театр он не ходил, не понимал, зачем смотреть, как принц Датский убивает за два часа кучу родственников. Доводит до смерти невесту, убивает ее отца, убивает брата невесты, от кубка с отравой, предназначенного для принца, гибнет мать; он закалывает, как поросенка, мужа матери
Ну и какое в этом искусство чистая программа «Максимум», где парень-ведущий со смаком копается в крови и пакостях. Нужно быть дураком, чтобы так травмировать свою нервную систему, а дураком Радиомастер себя не считал.
Жизнь вокруг него рушилась: взорвался Бауманский рынок, где он всегда покупал продукты; рядом с ним в Аптекарском переулке в результате реконструкции взорвали «Дом Щапова» по проекту великого Шехтеля. Первая немецкая аптека в Москве стояла 250 лет и никому не мешала, а теперь стала мешать какому-то банчику, банчик снес ее, теперь там парковка. В банк никто не ходит, и чем он занимается, никому не ведомо.
Мир рушился вокруг Радиомастера, в его окне вместо тихой слободы торчали стеклянные кубы офисных центров, где сидели чужаки в костюмах. Вечером и в обед чужаки шлялись по Бауманской в поисках пива, пиццы и парковки для своих лакированных коней, которыми они заставили все тротуары.
Радиомастер даже хотел взять шило, пройти днем по тротуару от Спартаковской до улицы Радио и нацарапать на лощеных боках надпись «Машины не ставить». Но не стал, побоялся, что его линчуют либерасты рыночники, для которых частная собственность священна, а его право ходить по тротуару не имеет значения: пешеходы мусор, полагают автовладельцы, ходят, суки, дома сидеть надо, а не шляться под колесами. Так считают те, кто давно земли не чует под ногами, у них от этого измененное сознание. Так думал Радиомастер, протискиваясь в свою лавочку через три ряда машин, стоящих перед входом в его магазин.
За границу Родины Радиомастер не ездил, не желал, не видел смысла. Он даже на Красной площади ни разу не был, и в парке Горького не был, зато ходил с детства в сад Баумана. Там Радиомастеру нравилось все, это была его поляна, там он знал каждый угол, и ему там было хорошо. В баню он ездил на Пролетарку, с детства его туда водил отец, у него там в Воронцовских банях был свой банщик, с которым он служил вместе на флоте. Уже умерли и отец, и его товарищ, а Радиомастер до сих пор ездит туда каждую неделю. Вроде не по пути ему эти бани, но привычка для него важнее нового качества. На Бауманской море саун и бань, есть даже турецкий хамам, но в них чаще трахаются, чем моются. А Радиомастер был брезглив, в бане женщин не признавал, да и женщина у него была одна, но бог ее забрал, и теперь Радиомастер других не хочет, не желает он снижать планку, а прыгать в сторону тоже не собирается.
Когда-то в школе он читал рассказ Л. Толстого «Отец Сергий», читал по своей воле, не по программе. Там говорилось о смертном грехе монаха, соблазнившегося красотой прихожанки.
Он пресек свое вожделение и отрубил себе палец, а ведь мера половинчатая, размышлял Радиомастер. Он сам был человек решительный если причина в штанах, так руби причину.
Он осуждал Толстого за малодушие. Такие мысли пришли ему в голову, когда он читал главу о смертных грехах. Сам он был тверд, и единственный порок грех сомнения и уныния мучил его в последнее время.
Стал он замечать за собой, что его железный распорядок стал его тяготить. Каждый день он стоял от рассвета до заката в своей лавочке, потом заходил в «Пятерочку», покупал еду, и так до пятницы. В пятницу баня и опять неделя за неделей, такой ритм жизни Радиомастера вроде устраивал, но под такую музыку не станцуешь, в таком ритме только по кругу ходить, как лошадь в цирке, а Радиомастер захотел перемен.
Мария тем временем вернулась на Аптекарский, насильно милой быть перестала, ушла от своего милого. Пятнадцать лет тянула она свой крест, мальчика-мужа своего она тогда получила, доказала ему, что с ней он не пропадет, и он сдался ей, они поженились и даже жили хорошо пару лет, а потом все пошло наперекосяк.
Муж остался на кафедре, Мария написала за него диссертацию, он стал кандидатом, а потом и доктором наук, занял место завкафедрой. Мария стала секретарем и руководила вместо мужа, а он лапал студенток и аспиранток на ее глазах и даже водил их домой в дневное время.
Она терпела, она сама хотела его на любых условиях и получила свое со всеми его вредными привычками. Они жили в достатке, муж как член приемной комиссии получал взятки за поступление. Он брал не у всех, а только у способных, не желающих рисковать своим местом в заветном списке поступивших.
А год назад муж влюбился в юную лань и сошел с ума. Он не скрываясь жил с ланью на съемной квартире и приходил только переодеваться. Лань не желала стирать его трусы, и он носил грязное белье жене, как старому другу, который поймет и не осудит. Мария так и делала.
А потом лань сказала ее мужу, что на съемной квартире жить не будет, и муж, стыдливо отвернув глаза, попросил жену съехать на время, и она съехала, чтобы не мешать его счастью. Слишком долго она брела по неверной дороге, а теперь съехала на Аптекарский, на свое место, и стала жить.
В детстве Мария сидела за столом под абажуром и смотрела, как бабушка вышивает крестиком цветочки и пейзажики с лебедями. Мария тоже всему этому научилась и руками делала все ремонтировала, перекраивала, вышивала.
Она решила занять свою голову и руки и открыла в комнатке на первом этаже мастерскую по ремонту одежды. Здесь раньше продавали курительные смеси, а потом лавочку закрыли.
Мария поставила пару машинок и стала работать: подшивала брюки, подрубала шторы, виртуозно штопала дыры на трикотаже и ставила заплаты на прожженные кофточки и свитера. Потом дело слегка расширилось, Мария взяла двух бабушек, и дело пошло. Она повесила вывеску «Мария», не из желания прославить себя, а просто имя это теплое, и люди говорили: «Пойди к Марии, у нее недорого и по-простецки».
Она совсем успокоилась и стала жить просто и естественно.
Свою жизнь она устроила так: много работы, мало еды и никакой любви.
Любовь не всем по силам, если ты не можешь, значит, тебе любить не положено. Не всем положено, нет равенства и справедливости, у каждого своя роль и место, живи просто и рот не разевай на то, что тебе не положено. Так Мария подвела свои неутешительные итоги.
За год она осмотрелась, Радиомастер по-соседски помогал ей по мужской части, свет поправить, карнизы повесить, так, без денег, из расположения к женщине, которую знал еще ребенком. Она наливала ему чаю, и они иногда беседовали у нее в подсобке меж чужих вещей и рулонов ткани. Он пересказывал ей главы из Библии, она внимательно слушала, обоим торопиться было некуда, как в песне: «Дома ждет холодная постель, пьяная соседка, а в глазах осень»
Так продолжалось до весны. Радиомастер уже рассказал Марии Книгу Бытия, она иногда даже плакала, когда он читал про страдания Сары и Рахили. Под Пасху он начал читать ей книгу «Исход», читал весь пост, а в ночь перед Пасхой они, не сговариваясь, пошли в Елоховскую смотреть на крестный ход.
В храм пускали только по билетам. Там были все важные люди они везде бывают по билетам, которые им присылают или привозят курьеры.
Важным людям билеты присылают на все: на Пасху, на открытие стриптиз-клуба и даже на скачки. Им присылают билеты на лучшие места, важные люди проходят в первые ряды и стоят там значительно, и живут замечательно, и пьют, и каются, и жертвуют щедро
Радиомастер стоял на улице и смотрел трансляцию из храма. Значительные люди стояли отдельно от остальной паствы. «Отделили овец от козлищ», подумал Радиомастер и вспомнил, как сказано: «И последние станут первыми»
Он не имел в виду себя, он просто думал, что негоже в храме делить людей на чистых и нечистых. Ему это совсем не нравилось, но он стоял и ждал чего-то, чувствовал, что что-то случится, и он воскреснет, и проснется, ведь жертву он уже принес
Мария пришла раньше и пробилась в храм, так и простояла всю службу и очнулась, когда патриарх стал говорить на простом русском языке о любви к ближнему и о том, что все мы братья и сестры.
Мария огорчилась: у нее не было братьев и сестер, одна на белом свете, ни деток, ни мужа. Стало ей как-то горько, но она удержала слезы научилась за много лет.
Возвращалась она уже рано утром, устала за ночь на ногах, но в «Пятерочку» зашла и купила себе вина, кулич и немножко пармской ветчины. Уже на выходе Мария заметила Радиомастера. Он тоже нес в пакете покупки через пакет она увидела, что он купил себе водки. Его спина в китайском пуховике показалась Марии очень знакомой, даже родной показалась ей спина человека, который шел к себе домой. Мария набрала воздуха в легкие и тихонько окликнула его. Он повернулся неловко. На его лице отразилось удивление, Мария сказала ему: «Христос воскресе». Радиомастер смущенно ответил: «Воистину воскресе». Они неловко расцеловались, потом он ее обнял и понял, что нашел то, что искал. Она почувствовала, что обрела веру, надежду и любовь.
Валерий Зеленогорский

Источник