РУКОПАШНЫЙ

Русский человек бьющий человек. «Жить» и «бить» для него синонимы.
Он бил французов, немцев, шведов… а, когда кончались враги, делился на «красных-белых», и бил себя.
Но потом вдруг разразился социализм, и гамлетовский вопрос «кого ту бить» повис неразрешённым. Распевающая «интернационал» молодёжь позабыла даже, кого нужно бить, чтобы спасать Россию. Куда не плюнь, наблюдались одни лишь пионеры, комсомольцы и коммунисты. И кого тут, спрашивается, ту бить
Правда, оставались ещё хулиганы последний оплот бессмысленного и беспощадного. И этим, к счастью, было всё равно. У них, как у горных козлов, брачный период бодания длился круглый год.
Но где на их круглый набраться столько здоровья..
Разумеется, в секции. Вот я и записался.
Называлась она: «руко-пашный-бой!». Чтобы всем сразу было ясно: «чем, как и где».
Когда я заявил об этом родителям, в доме объявили траур.
Мама выкрикнула: «через мой труп!», и легла на пороге в чём была.
— Тебе раскроят лицо! стенала она, желая видеть своего ребёнка закройщиком, а не раскройщиком.
— Но я хочу быть мужчиной! мужественно восклицал я.
— А станешь калекой! подсказывал мой, умудрённый опытом, отец.
И, действительно, у слова «секция» весьма хирургическое звучание. Даже «спортивная» его мало сглаживает.
На этом мы с папой и не сошлись.
Я кричал, что надо уметь постоять за себя и защитить девушку. Он — что надо защитить себя и постоять за девушкой. Отчего я оглушительно хлопнул дверью, предварительно стянув из серванта червонец.
В те года, мордобойные секции являлись бизнесом. За то, чтобы лупить морды, можно было слупить неплохих деньжат. Чем Миша с Феликсом — два драчливых, предприимчивых брата — и занимались. Они колотили и заколачивали, сняв крохотный подвал и до отказа набив его юными, жаждущими крови, ленинцами.
Там царил один принцип — бей не хочу! Но все ж хотели…
А когда так хочешь, то приходится порой и получать.
А кто же этого хочет.. — Так, они не спрашивали.
И нет, чтобы: сегодня — ты, а завтра тебя, и то «завтра» пропустить. Так, у них же каждый день сегодня, и всегда — тебя…
А кого тебя — Конечно, меня.
Представляете, я туда бежал от хулиганов, и — о чудо! — они все оказались там. Чтобы красиво выступать на улицах, хулиганы репетировали в залах. И я им очень даже подошёл.
Потасовку они называли спаррингом. Название импортное, а в остальном, обычное прыщавое побоище. Тонна тестостерона и ни грамма здравого смысла. Банально — кто кого
А кто кого, если он в прошлом боксёр, а ты шахматист.. Кто кого!!
И всё же я сражался, как лев! Как Лев Полугаевский с Корчным.
Мой дебют привёл соперника в трепет. Первый же его удар я отразил лбом, второй принял печенью, и соперник прям-таки ошалел. Надо было видеть тот ужас на его лице. Он уже готов был сдаться, но я ему не позволил. Сделав резкий выпад, я так мощно ударил распахнутым лицом в его незащищённый кулак, что всё было кончено на «раз-два».
Он имел у меня бледный вид, когда из меня хлестануло.
Я нокаутировал его — его же ударом!
Да что там его От моей насаженной на передний зуб губы содрогнулся весь подвал. А предприимчивый Миша, уважительно пожав мне руку, сказал:
Мы тебя не видели. Ты нас не знаешь.
— Но я вам ещё даже не заплатил! присвистнул я сквозь губу. И услыхал:
— Какие деньги С кого Мы тебя не видели, ты нас не знаешь!
Представляете, какое везение
Стены, потолки, маты всё это я залил им совершенно бесплатно…
Десять рублей чистой прибыли — гуляй не хочу!
А куда гулять с таким бифштексом.. В ресторан — Так, там «свои». В милицию — Так, там «не свои».
А домой нельзя категорически. Мама всё ещё лежала на пороге, и перешагнуть её обратно было бы плохой приметой.
Поэтому я вышел в ночь.
Луна и кровь заливали мне лицо, а это дурно сочетается.
От меня шарахались. Я искал больницу, а люди — осиновый кол. Пришлось искать и прятаться. А когда так ищешь, то обязательно находишь.
И вот, в ближайшей же подворотне, меня попросили закурить. Вообще-то они курили, просто им хотелось вежливо завязать избиение.
Но, когда я вышел на свет, на них стало жалко смотреть.
А когда прошепелявил про «травмпункт», они едва не заплакали. Морг их расстроил бы меньше. Они так и сказали:
— Где морг, знаем. Показать
Но я отказался.
Моё увечье им, в принципе, нравилось, но их возмущал тот факт, что кто-то выполнил за них их работу. Поэтому они спросили меня: «где эти». Я махнул им: «там!». И когда они бросились «туда», я рванул «оттуда».
Клумбами и кустами пробивался я «к нашим», боясь снова попасть к этим «своим». По пути следования, меня дважды рвали собаки, один раз — забор, но к рассвету я всё же вышел к челюстно-лицевой мастерской, где меня ждал процедурный стол, доктор на нём, и медсестра по ним.
Пациенты в планы персонала явно не входили. И потому в «травмпункте» встретил меня холодно. А именно, скальпелем.
Лихорадочно подтягивая брюки, хирург стал так живо полосовать им воздух, а медсестра так визжать, что я повалился на неё без чувств, и потом мы вместе нюхали нашатырь.
***
— Мы обзвонили все морги! кричала мама наутро. Тебя там не было, где ты был!!!
А, увидав мою губу, схватилась за сердце.
— Боже! Боже мой! застонала она. — Что это за стежки! Кто ж так шьёт!!
И записала меня на курс кройки и шитья.
© Эдуард Резник

Источник