ЗУБКИ

Когда они идут, мы — исходим.
— Что это! кричу жене, раскатывая кулаками глазные мешки. Я спрашиваю, — что это!!
— Ребёнок, отвечает она.
— Вот это слюнявое, визжащее ты называешь ребёнком!.. Ребёнок это тихое, улыбающееся во сне. Где мой сон! Где его и мой сон!!
Сидя на краю кровати, жена вытряхивает в стакан валерьянку.
— Что ты орёшь обессиленно бормочет она. — Не видишь, я тоже страдаю.
— Вижу! оттягиваю я увядшие веки и демонстрирую ей багровые белки. — А у меня есть чем.. Кто это, вообще Я спереди или гамадрил сзади Я спрашиваю: это я или гамадрил!!
Жена, осушая стакан, вздыхает:
— Но он ведь тоже мучается.
— Без «ся», — ору я, — без «ся»! Му-ча-ет, а не мучает-ся!
— Но у него же зубки…
— Это — зубки!! Да это кошмар всей моей жизни! Распоротая по швам психика!
— Вот только не начинай, морщится она болезненно.
Но я уже не могу, я мечусь по комнате.
— Где моя психика!! — рву я из груди волосы. — Вот она!! Вот! — сдуваю клочки с ладони, и жена чихает.
— Ах, так тебе начхать!!
— А что прикажешь
— Идти! ору. — Бежать!
— Куда
— Не знаю! К стоматологу! К хирургу! К кузнецу, в конце концов! Пусть удаляет! Я заплачу!
— Они же ещё не прорезались…
— Так пусть прорежет!
— Потерпи — я уже видела там бугорок…
— Это моя могила!
— Но там уже белеется…
— Мой саван!
Ребенок в кроватке неистово грызёт, орёт и грызёт снова.
— Ну, вот почему он прорезает их ночью! Ответь, — почему он прорезает их ночью!
— А когда
— Днём, в яслях! За что я плачу деньги!
— Так поговори с ним.
— Почему ночью! подскакиваю я к ребёнку.
— Что ты орёшь, он же тебя не понимает
— Дам по заднице — поймёт!
— Дашь, и это будет твой конец!
— Ну вот чем он там грызёт хнычу я. — Чем!!
— Дёсенками.
— Дёсенками! Посмотри, он же весь в стружке! Он догрызёт кроватку и примется за трюмо. Знаешь, сколько нам стоило это трюмо!
— Чего ты мне, ты ему это расскажи.
И я снова подскакиваю к чаду.
— Ты знаешь, сколько нам стоило это трюмо!
— Не ори, он тебя не понимает.
— Врежу поймёт!
— Врежешь, и этого света тебе больше не видать.
Жена заметно теряет устойчивость и кренится на бок.
— Посмотри! кричу я. — Посмотри, он уже тянется к стулу!
— Так отодвинь.
— Я ему сейчас так двину!
— И это будет последнее, что ты сделаешь.
— Давай отнесём его к окну, пусть точит об батарею! — ору я. Но благоверная меня уже не слышит. Медленно и неотвратимо она заваливается на подушку.
— Куда ты спишь! Он же нам тут всё перегрызёт!
— Но у него же чешется… — сонно бормочет супруга.
— И у меня чешется! — ору я. Руки у меня чешутся!
— Ну так дай ему погремуш-ш-ш-шку…
— Я дам ему наждак! Рашпиль я ему сейчас дам!!
Закатившимися глазами жены упирается в потолок, и я подскакиваю к ней.
— Не уходи! — тормашу. — Не оставляй меня одного!
Но её голова уже запрокинулась, являя мне — язык и пьянящий запах валерьяны.
— Это, в конце концов, подло!! — хриплю я, лихорадочно перерывая постель в поиске пузырька…
И обнаруживаю его пустым!
Ребёнок же, тем временем, всё грызёт, орёт, и слюни его хищно тянуться к полу.
«Забыться! пульсирует у меня в висках. Забыться и умереть!».
С этими мыслями я кидаюсь в ванную. Там отыскиваю непочатый пузырёк спасительного зелья, и, вгрызаясь в пробку, слышу хруст!
«Пробка или пузырёк» замираю я на мгновение, а уже в следующее — взвываю от боли. «ЗУБ!!!»
— Жю-юп! Жю-юп! булькаю я перекошенным ртом, зажимая его ладонью.
— Жю-ю-ю-п!! — хлещу по щекам спящую супругу.
Та вяло шарит рукой под одеялом, и со словами «На вот, почеш-ш-ши!», подаёт мне погремушку.
«У-у-у-у!» скуля от боли, валюсь я на пол.
А ребёнок, меж тем, тих и задумчив.
«Жюп!» вдруг отчётливо произносит он, и заливисто смеётся.
На бордовой дёсенке высвечивается тоненькая белая полоска.
© Эдуард Резник

Источник