Богема бля.

Будущая тёща не приглянулась мне сразу. Было в ней что-то такое высокомерное.
А я — парень простой. Как в квартиру зашёл похлопал по лысине гипсового мужика на входе. У него башка там на тумбочке стояла.
— Превед, — говорю Пушкин.
Она аж вся побледнела.
— Ах извините, говорит. Но это не Пушкин а Хэмингуэй.
— Да отвечаю. Не повезло мужику с фамилией. Бывает. Но это ничо. Я всяких учёных тоже уважаю, даже если они евреи.
Она ещё сильнее как-то побледнела, подбородок задрала, и зыркнула на меня таким взглядом, что думаю пиздец, отзнакомился нах — сейчас уебёт чем-нить.
Ан нет. Не уебла. Наоборот, рот свой куриной жопой сжатый распрямила в узенькую полоску, типа улыбнулась.
— Проходите, — говорит присаживайтесь. А вы чай или кофе будете
— Да у меня с собой есть. говорю. Вот. Коньяка бутылка. Хеннеси называется. Несите стаканы, щаз знакомицца будем. А чаю не надо. С него толка никакого, тока, извиняюсь, в туалет хочется, гыгы.
Притащила она рюмки. А рюмки-то ма-аленькие. Тока что канареек спаивать. Принесла, пальчик так отставила, взяла этот напёрсток и смотрит на меня, как будто у меня слово «ХУЙ» на лбу иероглифами написано. Я даже лоб потёр на всякий случай. Нет вроде, ничо нету.
Меня Анжелка под локоть толкает, глазами крутит, сказать чё-то хочет, тока стесняется. Ну не знаю. Может, ей секса захотелось прямо сейчас, а тут мама сидит, понимаешь, с будущим зятем общается.
— Не ссы, говорю Анжел. Докладай всё как есть. Тут все свои собрались, чай не чужие. Выслушаем, вые В смысле, поможем чем сможем. Короче, будь как дома, никаво не бойся.
Анжелка покраснела вся.
— Маме говорит налей коньячку.
— Не вапрос говорю. Для мамы всё что угодно. А про себя думаю «То-то ты на юге сама себе подливала тока в путь, успевай бутылки прятать, а тут маме налей. Интеллигенция, блять»
Однако, тёще капнул две капли в эту пиздюлинку. Она так покатала между руками рюмку, глаза закатила, носом потянула, сказала «ах». Я аж испугался. Думаю, — почуяла, как я в покрывало на диване шептуна пустил.
Однако, всё обошлось. Отставила она эту пародию на посуду в сторону, и снова как сова на меня зырит. Ну это я понимаю. Одной пить западло, и ждёт, пока я себе и Анжелке налью.
Я Анжелке тоже капнул, а сам бутылку взял, чокнулся ею по очереди с тёщей и подругой, и принял глоток.
Поморщился, рукавом занюхал.
— Эх говорю хорошо пошла, родимая! Ну, теперь можно и познакомиться. Меня Лёша зовут. Я вообще-то не из ваших краёв, но бываю здесь постоянно. Бизнес, дела, знаете ли Приходится мотаться. А тут уютненько. Ничего если я у вас недельку поживу
Теща аж коньяком подавилась. Однако, прокашлялась, и осторожно так спрашивает:
— А Вам что жить негде
— Почему же отвечаю. Жить есть где. Просто хочу получше познакомиться с обстановкой, ощутить, так сказать, дух большого города. А потом мы с Анжелкой двинем жить ко мне. У меня дом есть отсюда километрах в полуста. Там хорошо. Природа, птички всякие поют, летом грибы, зимой охота. Короче, живи-наслаждайся.
— А — говорит. Дом это хорошо
Смотрю вроде, слегка успокоилась. Напряжённость из глаз исчезла. И уже спокойней так спрашивает: «А чем вы занимаетесь»
— Да по мелочи всё. Ритуальные услуги и всё такое. За бабки работаем. А что это мы всё обо мне, да обо мне. А вот вы чем занимаетесь
— Мама замечательная поэтесса. Она стихи пишет. Представь ей несколько раз предлагали контракты с серьёзными издательствами. А она отказалась. Говорит искусство не продаётся. Сейчас заметки из мира искусства в газете «Гудок» пишет.
— Стихи обожаю. говорю я ей, а сам про себя думаю: «Упаси Господи, только бы читать не начала». Я со стихов ещё в школе засыпал. И сцуко как в воду глядел.
— Мам почитай что-нибудь Алексею из избранного! говорит Анжелка.
А та и рада. Полезла на книжную полку, смахнула оттуда пару высохших тараканов, достала какую-то поеденную клопами тетрадку, и давай декламировать:
Увы, не судьба, хоть осиновый кол
Вбей в душу мне той же рукою,
Которой хрустальное сердце на скол
Ты пробуешь нынче с другою.
Фемиды весы я, а Ники меч ты,
Покаемся и аллилуйя.
И злобное чучело нашей мечты
Я пристально в лоб поцелую
Короче, минуты через две подобного чтива, я понял, что вырубаюсь, хотя старался держать себя бодрячком. Выход нашёлся быстро.
— А не повторить ли нам оптимистично произнёс я. Между первой и второй перерыва нет совсем!
Тёща выпустила тетрадку из рук, и уставилась на меня с выражением детской обиды на физиономии того и гляди заплачет.
— Ага. Замечательные стихи! Почти как у Шуфутинского. нагло соврал я А нет ли у вас, случайно, посуды покрупней, а то из горла оно как-то плохо идёт
— Какая интересная картина! ткнул я пальцем в противоположную стену.
То, что было изображено на полотне, сильно напоминало размазанного чёрта, совокупляющегося с крылатым белым ишаком.
— Гений и злодейство. сказала тёща.
— Непризнанный шедевр дополнила Анжелка. Мой папа рисовал, пока они с мамой не расстались. Помнишь, я тебе говорила, что он был художником
— Прям Бетховен какой-то. Круто до невозможности. А Вам Анжела рассказывала, как мы с ней на юге познакомились Короче, там была такая абассака
Тёща мяла в руках рюмку, кашляла, хмыкала и подпрыгивала на диване, когда я, особо не стесняясь в выражениях, рассказывал ей о страшных черкесах, о брате-рецидивисте, о том, как папа ноги в карты проиграл, и о маме, которую уважала вся малина. Меня неудержимо несло.
Через полчаса я сказал: — А потом его убили. Как обычно. Распилили бензопилой, куски в мешок и в воду. Там ещё один был… Болтливый, сука, оказался. Пришлось пришить делать нечего. Больше молчишь дольше живёшь.
Я выразительно посмотрел на тёщу. Белое как мел лицо, судорожно стиснувшие рюмку руки, сжатые губы, вытаращенные глаза.
— Ну что могу вам сказать. Я тут подумал, и решил, что у вас, конечно, мило, но чё-то меня домой потянуло. Было приятно познакомиться и всё такое. Анжел, собирайся мы едем ко мне.
Анжела демонстративно обняла меня за плечи и впилась в губы страстным поцелуем.
— Едем к тебе, мой герой! Нет не к тебе. К нам.
— К нам. согласился я. Будете в наших краях бросил я тёще спросите Лёху Резаного. Там вам любой покажет мой коттедж. Заходите, короче. С братвой познакомлю.
Я похлопал по гипсовой макушке мужика на входе.
— Гудбай, Пушкен. и мы вышли на улицу.
— Может, зря ты так спросила меня она.
— Посмотри на себя. Тебе 25 лет, а ты до сих пор сидишь в старых девах.
— Да я всё понимаю, но уж слишком ты жёстко
— Пусть лучше ты к ней будешь ездить, чем она к нам. А стихи у неё, кстати, говно полное. Лентяйка твоя маман. Марает от безделья бумагу, и ещё удивляется, что у неё нет денег, а её гениальные творения никто, кроме кучки таких же бездельников, как она, не читает.
Я тормознул машину, и посмотрел вверх. На тёщином окне дрогнула занавеска, и совиная физиономия родственницы быстро спряталась за подоконник.
— Знаешь, Анжел. Бывают люди как люди. Нормальные, культурные и образованные. А бывает — я сплюнул на асфальт, и растёр соплю ногой. — богема, бля.
Йохан Палыч

Источник