— Ах, ты же подлая скотина

 

Чтобы тебя молнией разорвало! Чтобы шакалы задрали тебя! Будь ты проклята! Это кричала соседка Тамара, пытаясь выгнать нашу буйволицу из своего огорода.
А Боля — так звали буйволицу — махала во все стороны своим огромным хвостом и пыталась отпугивать мух, нервно подёргивая большими мохнатыми ушами.
На крики соседки и её слабые удары палкой она не обращала никакого внимания.
Доев небольшую копну, из-за которой она, собственно, и нарушила суверенитет чужого огорода, Боля с крайне довольной мордой медленно развернулась и нежно лизнула лицо Тамары своим шершавым языком.
— Тьфу на тебя, дура! — прикрикнула, уже совсем не злая, соседка и, шлёпнув животное по голове, махнула рукой и улыбаясь ушла из огорода.
Боля тоже ушла из соседского огорода, перешла через дорогу и начать звать мою маму, чтобы та немедленно приступила к процессу дойки.
Должен сказать, что буйволиное молоко очень вкусное и жирное.
Из него получается замечательный сыр. А ещё, наша Боля давала этого замечательного молока никак не меньше десяти литров за одну дойку.
Молока у нас было много, и мы с удовольствием делились им с соседями. Поэтому они, соседи, относились к шалостям Боли более или менее снисходительно.
Боля была очень заботливой мамой.
Однажды, когда она паслась на лескенских холмах в паре километров от дома, её буйволёнок застрял в ограде и жалобно мычал.
Услышав на таком расстояние, что её детёныш в опасности, Боля галопом примчалась, проломив по дороге несколько кирпичных, несчётное количество плетёных заборов и освободила застрявшего.
Отцу частенько приходилось после таких актов животного вандализма восстанавливать разрушения.
Надо сказать, что наша буйволица была не какой-нибудь среднестатистической.
Она была огромной!
Такой огромной, что её собратья и сосестры боялись даже есть с ней из одного корыта, но, правда, при этом очень доброй.
Как-то, мы с ребятами играли на лавочке в «Чапаева», а пара тупорогих бычков стала бодаться прямо возле нашего дома.
Боля, увидев, что они могут навредить детям, подбежала и двумя взмахами своих огромных рогов раскидала их в разные стороны.
Затем подошла к нам и потребовала, чтобы ей чесали за подвиг за ухом.
И мы чесали, а она, высунув от удовольствия язык, томно закатывала свои огромные грустные глаза.
Шло время.
Дети подрастали.
У Боли уже появились правнуки.
Она старела.
Молока у неё уже давно не было.
Все селяне говорили, что пора от неё избавляться. Что от неё теперь нет никакого толку, и только одни расходы. Но наша мама категорически отказывалась расставаться со старой кормилицей и всячески препятствовала её продаже.
Но в стране неожиданно случился дефолт.
Для кого-то это слово — лишь термин, но для нашей семьи дефолт был самый настоящий.
В одночасье мы лишились всех сбережений, которые отец с матерью копили для нас всю жизнь, зарабатывая их тяжёлым трудом.
Единственной возможностью выйти из крайне затруднительного финансового положения — было продать буйволицу.
Я слышал, как по ночам мама тихо причитала и плакала, жалея Болю, но на третий день она сама попросила отца найти покупателей.
Прошло уже больше двадцати лет.
Мы иногда вспоминаем, как Боля радовала нас в свои лучшие годы, но я никак не могу забыть взгляд этих огромных буйволиный глаз, в уголках которых блестели застывшие крупные капли слёз, и протяжный крик из кузова грузовика, увозившего нашу Болю в последний путь…
Alan Moon

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *