Одна женщина не знала, как ей быть, и потому решила не быть никак.

 

Одна женщина не знала, как ей быть, и потому решила не быть никак. Она пришла домой и стала готовиться к переходу в Вечность. Открыла холодильник, принялась оттуда доставать все самое вкусное и

Она пришла домой и стала готовиться к переходу в Вечность. Открыла холодильник, принялась оттуда доставать все самое вкусное и поедать, чтобы не пропало добро.
Потом решила досмотреть начатый в прошлом месяце сериал: иначе никогда не узнаешь, чем кончилось у них там, в пятой серии.
Углубившись в сериал, съела курочку, съела отложенную на праздник икру и выпила свой любимый яичный ликер.
В кино все хотели быть. И в пятой серии, и во всех последующих.
Скучно и голодно.
Женщина достала баклажанную икру, остатки вареной картошки и жирную селедочку с луком.
Закусила наполеоном длительного хранения, запила шестью чашками каркаде и одной бутылочкой скоропортящегося крафтового пива.
Потом вспомнила, что уже полгода не курит, но где-то на балконе, где-то на балконе… Отыскала в балконном шкафчике сигареты, уселась в сосланное из цивилизации кресло, закурила.
Смотрит: по балконному парапету идет в гости соседский кот.
Нагадить хочет, такое оно кошачье дело, — подумала женщина, хотела было брысьнуть, но вспомнила, что кот, в отличие от нее, очень даже хочет быть, и передумала ронять соседского кота с балкона.
Женщина и кот смотрят друг на друга, пока тлеет сигарета.
На соседнем, невидимом в темноте балконе кто-то уже целую вечность густым, разгоняющим ночь басом кричит «кыс-кыс-кыс-кыс», а этажом выше на высокой ноте просят «дать людям поспать».
Кот садится на пробитую гвоздями, давно не крашеную, а когда-то белую бабушкину табуретку — на одну из ножек намотана потерявшая цвет старая авоська — за кефиром ходить.
Моет усы — доступными ему способами пытается сообщить женщине, что ночь нежна.
Женщина не верит, что ночь нежна, и не любит котов.
Приносит из холодильника еще пива, мысленно чокается с незванным гостем, выпивает, глядя в черноту за окном.
От кота остаются только глаза-угольки и густая, непрерывная вереница рокочущих звуков. Кот дымчатый, щекастый-толстомордый, растворился в темноте и рокочет басом.
Женщина размышляет о вечности: какова она Вдруг там так же стыло, как на этом темном балконе — высоко над городом
Пррр, пррр, пррр, глазки закрывай, баю-бай. Надо спать-засыпать, завтра будет день опять. Завтра будет новый день, сядет кошка на плетень, — поет кот.
Глазки закрывай, закрывай,
Бай-бай, засыпай, — поет кот.
Женщина спит и видит сон.
Во сне кот приносит старый, толстый весь в катышках плед, укрывает, подтыкает со всех сторон, укутывает ноги.
Прилетает ночной ветерок, шевелит пряди волос. Кот пырчит.
Делается совсем свежо. Кот потихоньку перебирается к женщине на колени. Устраивается поудобнее, укутывает шею хвостом.
— Пррр, пррр, пррр…
Птички уснули в саду, рыбки уснули в пруду. Месяц на небе не спит, месяц в окошко глядит…а кто там вздохнул за стеной, так что нам за дело с тобой
Звезды потихоньку гаснут. На небе появляется светлая полоска.
— Пррр, пррр, пррр…
Небо понемногу синеет, а полоска розовеет.
Кот, не переставая пырчать, аккуратно встает, потягивается. Освобождает ножку побитой гвоздями, а когда-то белой табуретки, от дырявой бабушкиной авоськи. Складывает туда бутылки из-под пива и еще одну, пахнущую яичным ликером.
Солнце выпрастывает из-под сизого предрассветного сумрака самый лелеемый первый золотой луч и готовится послать его на землю.
Просыпаются птицы, торопятся вспомнить каждая свою партию.
Кот домывает усы, тихохонько встает с табуретки. Прокрадывается по балконному парапету и бестрепетно усаживается перед клубящейся бездной.
Тихохонько достает из густой, дымчатой шерсти пырчатые крылья, берет в лапы сетку-авоську с пивными — и еще одна из-под яичного ликера — бутылками. Взмывает над городом.
На соседнем балконе давно уже тихо: соседский кот спит у хозяйки на голове — хозяин во сне то и дело ревниво отпихивает мягкую кошачью лапу.
Этажом выше, где «дайте поспать», тоже тихо.
Прекрасное летнее солнце наконец просыпается, откидывает стиранное-перестиранное пухлое ватное одеяло, потягивается. Тысячи торжествующих лучей обрушиваются на город. Солнце-дирижер поднимает тысячи рук.
Птичий хор без промедления вступает.
Особенно стараются городские сумасшедшие — вороны.
Женщина в кресле открывает золотые от солнца глаза, улыбается новому дню.
Ей снилось, что вчера она была больна и не к добру решительна. Ей снилось, что яичный ликер и две бутылки пива она заела селедкой и наполеоном долгого хранения.
И еще: будто чужой кот приходил. Укрывал толстым пледом с катышками, пел бабушкину колыбельную.
Женщина пожимает плечами, любуется золотым шаром, выкатившимся над домами, идет варить парадный кофе — под стать рассвету.
Женщина открывает холодильник, поправляет покривившиеся на дверце две бутылки пива и еще одну — любимого яичного ликера — достает наполеон долгого хранения, отрезает кусочек, кладет на блюдце.
Женщина пьет рассветный кофе на балконе. Запах чудесного кофе через распахнутые форточки забирается в спящие носы.
Женщина воображает, как все, кто есть в большом доме соседи, просыпаются с запахом кофе в носу, и счастливо смеется. Облокачивается на балконный парапет, стряхивает с рукава клочок дымчатой шерсти.
Удивляется, куда могла подеваться дырявая бабушкина авоська, но скоро перестает удивляться — уходит в дом жить.
Солнце, кирпичик за кирпичиком раскрасившее в розовый старый дом, расходится и начинает безобразничать — золотит, что попало: голубей, машины, влажную утреннюю мостовую, контейнеры для раздельного сбора мусора.
Две темные бутылки из-под пива и еще одна, затейливая, с запахом яичного ликера, рядком стоят перед контейнером «стекло».
Тем временем на облачном стиранном-перестиранном ватном одеяле сидит дымчатый кот. Он очень занят: бабушкиной потерявшей цвет дырявой авоськой кот ловит солнечных птиц.
И пока еще ни одной не поймал.
Мария Давыдова

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *