Возьми меня, я твой папа!

 

Возьми меня, я твой папа! Вот я и родился. Фу ты, глаза не открываются. Рядом что-то теплое, мягкое, пахнущее молоком. Давно забытый запах. А вкус Сколько я не пил его Кажется, оно сладковатое.

Вот я и родился. Фу ты, глаза не открываются. Рядом что-то теплое, мягкое, пахнущее молоком. Давно забытый запах. А вкус Сколько я не пил его Кажется, оно сладковатое. Хочется есть. Рядом кто-то толкается, лезет пушистыми рукавами в лицо. Явно в шубе. Шиншилла Норка Кролик Не вижу! Почему в верхней одежде в послеродовой палате Безобразие! Где санэпидстанция И почему моя мамаша тоже в мехах и вытянулась шнуром Какая длинная. Один сосок, второй, третий, четвертый. Я, кажется, схожу с ума. По бокам шевелятся мягкие игрушки. Раньше они не шевелились. Шевелился кот, которого я убивал в лесу из-за того, что он гадил на лестничной клетке. До сих пор вспоминаю его ярко-желтые глаза. Они преследовали меня там, в глубокой яме, населенной крысами и мышами. О, как я мечтал стать хищником, чтобы их уничтожить!
*****
Однажды ко мне приплыл некто в белых одеждах. Он склонился над ямой и спросил:
-Хочешь ли ты искупить свою вину
Я хотел, я представил, что вновь явившись на землю, буду обходить гадких бродячих кошек стороной, они и без меня приговорены. А домашних в моей квартире никогда не будет.
— Тогда жди, — сказал некто и исчез.
И я стал ждать. Во время ожидания несколько месяцев сладко почивал в теплом булькающем болоте, в нем, наконец-то, не стало грызунов. Зато были посторонние звуки, напоминающие тарахтение моторчика. Слабые нежные касания пуховых перчаток действовали расслабляюще. Я кайфовал и вспоминал сына, которого научил ненавидеть животных: от них одна зараза да вред здоровью и обоям. А он, надеюсь, научил внука.
Не увидел я внука. Переходя дорогу в неположенном месте, попал под колеса «Ауди», несущейся со скоростью ветра. Взмахнув руками, я непонятным образом очутился над трупом и с удивлением уставился на него. Безусый юнец вывалился из машины. Он был в подпитии. Или накачан наркотиками. Мгновенно собрался народ, вызвали полицию и «скорую».
В морге отвратительно пахло тухлятиной, а я удрученно наблюдал, как кромсают мое синее обездвиженное тело. За окном плакала жена. Она прижимала к себе двенадцатилетнего Сёмку. Моего единственного ребенка. Я хотел второго, не успел.
*****
— Мяу, — сказал кто-то рядом. Я вздрогнул.
Шершавая губка коснулась моего носа, прошлась по спине и остановилась возле интимного места.
— Муррр, — отвратительная губка почмокала там, и я понял, что обписался.
А еще понял.
Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Неужели Я выпустил изо рта сосок и стал вертеть головой. Судя по ощущениям, по обе стороны сопели и чавкали мои лохматые собратья.
Захотелось завопить, как это делают человеческие младенцы, но у меня ничего не получилось. В ужасе я открывал рот до тех пор, пока жесткий язык не закрыл его мерзкой затычкой.
Уж лучше бы яма, уж лучше бы крысы, которые не обращали на меня внимания, так как я был бестелесным! Что возьмешь от привидения
Долгое время я лежал парализованный догадкой, но желудок не пожелал осознать моего отчаяния. Он потребовал еды! Задыхаясь от отвращения и отталкивая конкурентов, я набросился на кошачье молоко.
Прошла неделя. И как-то, открыв глаза, я убедился в правильности своих подозрений. Серые шерстяные клубки заигрывали со мной и требовали ответного действия.
«Какой я заметалась отчаянная мысль в моей безмозглой башке, — вернее, какого окраса Не дай Бог, черного. Именно черного кота я порешил в прошлой жизни»!
— Посмотри, Вика, уголек, наконец зашевелился, — подкралась ко мне человеческая малолетка. Ее длинные пальцы с обгрызенными ногтями хватко вцепились в мою шерстку. Давай раздадим котят, — предложила она другой девчонке.
— Уголька никто не возьмет, — вздохнув, покачала головой Вика. Пусть уж при Муське остается.
Как я понял из разговора, Муська — это моя дымчатая мать. Она лежала на подстилке в коридоре многоэтажного дома и ласково щурилась на голенастых девок.
Схватив моих братьев и сестер на руки, злодейки скрылись за дверью одной из квартир. Котят было четверо. Две девочки и два мальчика.
Непонятное чувство овладело мной, захотелось заплакать. И я заплакал бы от внезапного одиночества, да жуткая догадка обрушилась на мою голову: я был черным!
— Мурр, — облизнула меня, возмущенного человеческой несправедливостью, мама. Несколько слезинок скатилось из ее янтарных глаз.
А вечером женщина и мужчина с первого этажа выставили нас на улицу.
— Вонь от них! вопила им вслед толстая тетка в синем халате и шваброй в руке. Не выбросите, в мусоропровод запихаю!
Было лето, а потому мы быстро нашли приют в подвале. Оставив на время меня одного, мама принесла в зубах мышку, и я с содроганием проглотил мясо грызуна. Кстати, мясо оказалось вполне съедобным.
Так прошло три месяца.
Сытый и обласканный, я гулял только под машинами, опасаясь вылезти наружу, чтобы не привлечь к своему окрасу недоброжелателей. А ложась спать, вспоминал песню, которую пела моя человеческая бабушка. В ней были слова:
«Жил да был черный кот за углом,
И кота ненавидел весь дом»!
И мне тогда не было жалко этого черного кота.
Постепенно стало холодать, я все реже выходил на поверхность. Вечерами мама прижимала меня к себе и пела колыбельные, от которых я засыпал. А во сне был счастлив.
— Люблю тебя, — пела Муська мне на ухо, — ты самый лучший сынок на свете.
Но однажды мама не пришла. Не пришла она и на следующий день. А когда я выбрался во двор, то увидел ее бездыханно лежащую на тротуаре. У мамы не было глаз.
И тогда я заревел. Вернее, громко замяукал, чем привлек к себе внимание мальчишек, сидящих на скамейке возле подъезда. Они вскочили на ноги и бросились ко мне.
-Глянь, Серега, во урод! наклоняясь надо мной, закричал один из них, веснущатый и сопливый. Давай к его хвосту привяжем банки от «спрайта»!
Это он прокричал другому, блондинистому с водяными безразличными зенками.
— Папа запретил мне трогать кошек, — выпятил губу Серега. А ты, Вадька, делай что хошь, мне плевать!
Я застыл, соображая, смогу ли удрать от обидчиков.
— Серый! неожиданно подошел к подъезду мужик в коричневой куртке и разрисованным пакетом в руке, набитым до отвала продуктами. Среди продуктов угадывалась бутылка. Айда домой, мать пельменей налепила! А это кто еще
Он уставился на меня, а я при слове «пельмени» сглотнул слюну. Есть хотелось неимоверно. Я бы съел сейчас что-нибудь и менее привлекательное. Например, корочку хлеба, пусть даже и заплесневелую.
— Брысь! ткнул меня ботинком мужик.
Распушив хвост, я удержался на конечностях и пристальнее вгляделся в него. А затем застыл, не в силах пошевелить лапами. Передо мной высился Семён, мой единственный ребенок, которого я безумно любил. И люблю сейчас.
Как же я раньше не понял, что дом, в который занесло маму Мусю, был прежде моим домом!
— Сёмушка, — мяукнул я и поплелся за сыном в подъезд. Сёмушка, возьми меня, я твой папа!
— Отстань! — рассвирепел сыночек и закрыл перед моим носом тяжелую железную дверь.
— Неблагодарный! возмущенно зашипел я и вспомнил убитого мною черного кота.
— Теперь- то я поиграю с тобой, уродище, — внезапно подкрался ко мне Рыжий. В мясистых пальцах он держал несколько железных банок с веревками.
При виде орудий пыток я сорвался с места и метнулся к окошку в подвал. Юркнув в него, я опрометью пробежал за батареи центрального отопления и притаился. Вволю наплакавшись, я заснул. Голодный, холодный и униженный. А еще пораженный черствостью Сёмки и его губастого детеныша.
Проснувшись, я понял, что мой желудок начинает себя переваривать. Надо было срочно искать что-нибудь съедобное.
Я осторожно вылез наверх и обнаружил, что настала ночь, двуногие покинули дворовые окрестности, засев по теплым квартирам с чашками теплого молока на коленях. С опаскою я прошлепал к мусорным бакам. Там, на листе картона, восседал огромный черный котяра с подпаленным хвостом.
— Это ты Муськин сын спросил меня котяра и тяжело вздохнул. Похож. Меня зовут Матвей. Не бойся, сынок, я тебя в обиду не дам.
— Тебя самого обидели, — с жалостью разглядывая пятую конечность неожиданного родителя, промяукал я и удивился, что мы понимаем друг друга. Ты мой отец
— Да, — закивал Матвей. Жалко маму
— Жалко, — проскулил я.
— Это губастый Серега проткнул ей зрачки, — прошипел кот и по-людски всхлипнул. Ради эксперимента. А потом придушил.
— Мой внук! ахнул я.
— Твой внук — не удивился Матвей. У меня тоже есть человеческий внук. Мерзавец, каких свет не видывал. В свое время, будучи сорокалетним мужчиной, напившись, ради хохмы я повесил на дереве кошку, а через месяц умер от инсульта. Не зря в народе говорят, что убийце кошачьего племени семь лет счастья не видать. Как видишь, в этом обличье в дом родные меня не приняли. Сколько просился к ним, даже один раз забежал на кухню, где до головокружения пахло борщом. Тогда сынок моей доченьки со смехом подпалил мне хвост.
— Давай поищем чего-нибудь поесть, — прерывая папочку, проканючил я. Матвей вздохнул и смахнул с глаз слезинки.
И мы пошли к баку, наполненному объедками. Нам повезло, мы насытились до отвала.
— Собаки еще не приходили, — оглядываясь по сторонам, сообщил Матвей. Но они обязательно придут. Бежим.
Мы ринулись к подвалу. А там легли на мое место.
Всю ночь папочка мурлыкал, рассказывая про свое житье в кошачьем теле.
— Почему ты бросил нас и четыре месяца не появлялся с тоскою вспоминая братьев и сестер, нашедших себе хозяев, поинтересовался я.
— Подпалив хвост, внук, по совету своей матери, засунул меня в птичью клетку и отвез в деревню, — с грустью поведал папаша. Там он привязал меня к дереву и оставил на растерзание собакам. Но меня спасли. Одинокая добрая женщина по имени Зина отвязала меня и принесла в избу. Жить бы мне, дураку, да мышей ловить, но стал я у соседей цыплят таскать. Еле ноги от разгневанных двуногих унес
К утру нас сморило.
Неожиданно меня толкнули. Я с трудом разлепил веки и увидел взволнованного родителя.
— Погибли! изогнувшись дугой, громко мяукал он. Окно на зиму заколотили досками!
— Может, в подвале остались мыши — с надеждой прошептал я.
— Откуда взвыл папочка. Их давно уже съели такие же бедолаги, как мы с тобой! Даже тараканов не осталось!
Почувствовав нарастающий голод, я опустился на бетонный пол и приготовился умирать. Перед глазами промелькнули мама Муська, папа Матвей, сестры и браться. И тут я понял, что люблю их…

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *