Баба моя, как это свойственно практически всем бабам в мире, нет-нет, да и огорошит меня крайне насущным и несомненно важным вопросом, уточняющим, испытываю ли я к ней, к бабе к своей, любовные чувства высшей категории

Так прямо подходит, припирает меня к стене и вопрошает строго ты меня любишьИ тут же, как по мановению волшебной палочки, во мне просыпается внутренний Александр Серов, незаслуженно, кстати, забытый, и погребённый под всеми этими кабацкими всёдлятебякальщиками и рюмководконастолекальщиками. Кидаюсь я к средствам воспроизведения музыки, неумолимо ставлю заветный трэк (а он у меня всегда в фонотеке), обнажаюсь мгновенно полностью, даже носки снимаю, и начинаю неистово танцевать, ужасающе завывая «тыыы меня любишь, лепишь, творишь, малюешь ооооо это чудо, ты меня любишь!»
А сам при этом извиваюсь гадливо так и носками, зажатыми в кулаки сигнализирую, как сигнализируют матросики специальными флажками на кораблях, только если их при этом накормить ещё мухоморами предварительно.
А когда, через некоторое время с пола послышатся жалобные стоны и всхлипы, умоляющие прекратить пантомиму, я злобным клёкотом громко поясняю зарвавшейся бабёнке, что как только она крикнет «Довольно! Хватит!» вся её любовь превратится в черепки! И продолжаю неистовствовать! Оооо, это чудоооо
Яков Хренов

Источник