Пришла вчера с собрания, упала в тряпки (выпускной год, с блек Джеком и шлюхами

 

, а сегодня проснулась и стала думать:а вот, например, 1986 год. Скажи-ка маме, с окладом, например, сто рублей, что четвертной, например, надо отдать за мой праздник. Представила мамино лицо, папино. Бабушкино. Лица родителей моих одногруппников, работников ПЗРА, жителей деревни Могильцы. А А
Так-то, дорогие мои старики.
Поняла, что нужны меры, чтоб мой внутренний ребёнок из зависти не навалял внешнему. Завтракала в Макдональдсе.
Вспомнила заодно историю Паши Воробьева. Вот она:
Мой садовский одногруппник Паша Воробьев упал с мотоцикла, на котором ехал позади своего отца и без шлема, и у Паши снялся скальп. Его доставили моему отцу. Ребёнок с обнаженным черепом и набитым грязью кожным «капюшоном» — это было сильно даже для ЦРБ.
Папа… отмыл, как мог «капюшон», пришил его на место, назначил антибиотики и три дня трясся как балалайка, к чему их это приведёт.
Паша выздоровел даже без нагноения и проложил ходить со мной в одну группу и, потом, класс с циркулярным шрамом поперёк лба и над ушами.
Когда я приехала в родной городок после института, Паша работал водителем на скорой. Мы часто виделись, и шрам почти уже не был заметен, но я знала, куда смотреть.
анна берлин

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *