Бабушкин внук

 

Бабушкин внук Я на разных работах работал. Это не потому, что я любопытный, это потому, что я неусидчивый. Даже не так. У меня просто график был плотный. Месяц работешь, месяц запой, месяц

Я на разных работах работал. Это не потому, что я любопытный, это потому, что я неусидчивый. Даже не так. У меня просто график был плотный. Месяц работешь, месяц запой, месяц работаешь, месяц запой. Помню, вызвала мне бабушка «скорую», «скорая» приехала и говорит от лица молодой докторицы, заметившей проколы на моей центральной вене:
— Наркоман
— По-пьяни.
— Все по-пьяни. ВИЧ
— Неа…
— На что жалуешься
— «Отлёты», похмелье. Опасаюсь за свою жизнь.
— Все опасаются. От нас чего надо
— Не знаю. Воспрепятствуйте.
— Езжай на Чайковского, 35. Там наркология. Прокапают, если повезет.
Поехал. Не повезло. Нормальный ты, говорят, иди отсюда. Ушел. Бабушка, кстати, такси заказала. Туда-обратно. Метафорические яйца только ей достались в нашем роду. Она когда про рак груди в шестьдесят семь лет узнала, то усмехнулась зло и процедила: «А вот хрен тебе, студень проклятый! Поборемся!» И поборолась. Безо всякой жалости к себе. Я бы двадцать рассказов написал в этом русле, а она даже предложения не проронила. Семьдесят три года уже, дай ей бог здоровьечка. Если б не бабушка, давно бы подох. Мне перед ней всегда было стыдно. Я внутри себя понимал, сколько она для меня сделала, а вернуть должок не мог. Нет, не то. Не «должок» и не «вернуть». Не мог сделать так, чтобы она мной гордилась. Нет, не гордилась. Радость не мог ей доставить. Как-то так жить, чтобы бабушка глядела на меня и радовалась.

Ну, так вот. Сидел я снова в 2016 году без работы. Злой, как черт. Не похмелье, ничего, а просто… Не берут никуда. Сами прикиньте — 27 лет (в моем случае действительно минус двадцать семь лет), трудовой книжки нет, башка бритая, задерживался по подозрению в разбойном нападении. У нас ведь как: то ли он шубу украл, то ли у него, но лучше не связываться. Сижу скучаю, дырки на скатерти изучаю. Верчу в голове криминальные мысли. О работе не думаю. Уже устал о ней думать. Тупик ведь не думаньем проламывается, а чем-то другим. Вдруг звонок. Бабушка натренькивает.
— Алло.
— Андрей, я счетчик купила газовый. Не придешь посмотреть
— Какой счетчик Зачем
— Чтобы газ замерять.
— Зачем его замерять, он копейки стоит. За сколько купила
— За шесть пятьсот.
У меня от таких цифер аж ладонь вспотела.
— Деньги уже отдала
— Нет еще. Они у меня на сберкнижке. Щас снимать пойду.
— А счетчик где
— Поставили. В три часа за деньгами придут.
— Кто придет
— Так ходили по квартирам, предлагали. Из «Газпрома». С установкой сразу. Если вызывать, дороже получится.
— Не получится. Обманули тебя, бабушка. За деньгами не ходи, отказываться будем от счетчика.
— Как отказываться Я договор уже подписала.
— Наплевать. Они в три придут
— В три
— Сколько их
— Два парня.
— Здоровые
— Нормальные.
— Понял. Без пятнадцати три приду.
Первый раз такое случилось, раньше бабушка чужих людей к себе не пускала. Я знал, что ходят какие-то по подъездам, навяливают счетчики, но не думал, что она на это поведется. Яйца не яйца, а возраст берет свое.

Если честно, я даже обрадовался. Хоть что-то для бабушки сделаю. Я не красавец, талантов у меня нету, трудолюбия подавно, мозгов кот наплакал, зато драться могу. Это первые пятьдесят раз по морде страшно получать, а потом в порядке вещей, втягиваешься. Уворачиваться даже начинаешь. Я дерусь ни хорошо ни плохо, просто дерусь до талика, пока не обездвижат. Или я не обездвижу. Иной раз нога поедет, а иной раз так попадешь, что любо-дорого. Пацанов хотел позвать. Не позвал. За бабушку в одного хотелось постоять. Кастет взял. Люблю кастет. Схватил левой за ворот, а правой знай — долби. Корпус можно не класть, ногу не доворачивать. Бей быстро и победа сама придет. Мне такие одноходовочки страшно нравятся.
До трех два часа оставалось, и я малеха размялся, чтобы в форму прийти. Душик контрастный принял. Надел спортивный костюм, а на ноги, это я схитрил, тяжелые ботинки с каучуковым кантиком. Такими пинаться хорошо. Не высоко пинаться, так только дураки пинаются, потому что ногу могут поймать, а в голень с пыра. И неожиданно и больно до чертиков. Не знаю. Когда живешь, всё как-то неясно, а когда дерешься, ясно, как в кино. Вольница такая, понимаете Не надо прикидываться. И сдерживаться не надо. То, что в тебе было плохим, ну, с точки зрения общепринятой морали, вдруг становится хорошим. Нас только и учат, что быть покладистыми, а тут ты такой непокладистый, что прямо восторг. Я иногда завидую немцам, у которых иммигранты распоясались. Если б они на Пролетарке распоясались, я б сначала заплакал от счастья, а потом бы взял кастет и нунчаки, и пошел бы на улицу освобождать себя от пут цивилизации, освобождая район от иммигрантов.

Без двадцати три я вышел из дома. Я в девятом подъезде живу, а бабушка в пятом. У нас длиннющий дом. «Китайская стена» — называется. А на улице сентябрь. Выпуклая такая погода, с элементами солнца. Настроение подстать. Адреналин в крови вспенивается. Не вспенивается, конечно, но такое чувство, будто вспенивается. Фантазии мозг полощут. Эпичность блазнится. Я был почему-то совершенно уверен, что те двое окажутся серьезными бойцами. Или пересидки, или такие же, как я — неприкаянные, которым терять нечего. Ну, кто еще пойдет по подъездам газовые счетчики заматывать С ножами, наверное. Как бы не похерить этот кипишь. Ладно, меня кокнут, а если бабушку По-любому ведь не захотят счетчик снимать. Про договор начнут вякать. А я на взводе. И они от этих внезапных осложнений в восторг не придут. Слово за слово, «шляпой» по столу. Не дам шанса. Никому не дам, когда бабушка за спиной. Тени и прах, блядь. Генерал Максимус. На хую я всех вертел. Бабушку мою решили кинуть на шесть касиков, чепушилы. Рвать буду, как сук последних. Я эту фразу — рвать буду, как сук последних — всю дорогу про себя повторял. И в лифте. И на кухне, пока кофе пил. А еще мне очень хотелось бабушку порадовать. Ну, чтобы она видела, что внук не только бухарез и неработь, но и интересы её может отстоять. Бабушка ведь не знает, как я дерусь. То есть единственного моего таланта не знает. А сейчас узнает. Скажет, наверное, какой ты ловкий, как их всех запросто положил, молодец! А я скажу — да ладно, делов-то, я бы и троих смог.

 

В три ноль пять зазвонил домофон. Иди, говорю, бабушка в комнату, садись в кресло и наблюдай, как я от счетчика буду отказываться. Ушла. Я открыл дверь и встал в коридоре, у зеркала. Надел кастет на правую руку. Убрал руку в карман. План был такой. Говорю — мужики, снимайте счетчик, бабушка передумала. Они возражают. Я — бью. Первого бью ногой по яйцам, второго забиваю кастетом. Если замусорятся, скажу — напали, защищал бабушку. Бабушка не выдаст, бабушка не съест. Лязгнули двери лифта. В квартиру вошли двое. Пригляделся. Чуть не взвыл. С одним в учаге учился. «Олень» конченный. Серёжа, блядь. Второй схожего разлива. Я «оленя» от пацана за секунду отличу. Серёжа как меня увидел, сразу глазками забегал, зажимкал «очком».
— Привет, Дюк. Ты как здесь
— Это ты как здесь, псина Бабушку мою хотел на шесть касиков кинуть
— Мы щас снимем и уйдем. Мы быстро!
А мне обидно, понимаете Где здесь эпичность Где стояние за бабушку Злоба прямо. В кои-то веки мог родному человеку послужить, а тут эти опездолы нарисовались. Короче, прищурился я и говорю:
— Ты кого нахуй послал, Серёжа Кинуть меня хотел Поиметь
Схватил за ворот и втёр кастетом разок. Второй побежал. Ноги ему подсек. Пнул пару раз в еблец от души. Сел на Серёжу сверху. Убрал кастет. Много чести. Костяшками рихтанул. Смотрю — обосрался. Ну, и обоссался тоже. Вонь такая. Вот ведь, думаю, педрила! Добавил. Встал. Оглядел натюрморт. Повернулся к бабушке.
— Смотри, ба, как я им навтыкал. Кинуть тебя хотели. Кинуть, а!

Бабушка почему-то молчала. И смотрела как-то странно. Если б кто-то другой так смотрел, я б подумал, что он меня боится. Смешно. Четко вроде сработал. Не знаю, что ей не понравилось. Наверное, это из-за того, что Серёжа обосрался. Развел вонину в чужой квартире, сученыш. Водой в чувства их привел. Еле спровадил. Счетчик не отдал. Пусть стоит. Про мусоров даже говорить ничего не стал. Не мусоримся мы, такое племя. И по «понятиям» чистенько — хотели кинуть, получили пиздюлей. Всё по справедливости. Любишь медок, люби и холодок. Бабушку я на кухне нашел. Она там корвалол пила. У неё сердце закололо. У меня б тоже закололо, если б я шесть тысяч чуть не потерял. А на следующий день знаете, что было Бабушка мне работу нашла! Тортики продавать в «Колизее». Это, говорит, очень добрая работа. У меня там знакомая. Тебя возьмут. Полгода хотя бы продержись. Не надо тебе на кладбище копать. И вышибалой в клубе стоять не надо. Пошел. Ровно полгода торговал. «Молочный и шоколадный бисквиты, пропитанные нежным сметанным кремом с курагой, черносливом и цельными орехами». Ммм… Будку наел — во! Потом забухал, конечно. Но бабушка всё равно за меня радовалась. Продержался ведь, сдержал слово.

Павел Селуков

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *