Истории из жизни реальных людей
С Олей как встретились в институте, отчаянно переспав в первый же день знакомства и лишив друг друга невинности, так больше не расставались. И спустя двадцать пять лет продолжали нравится друг другу , с облегчением припадая телами и душами в поисках утешения и тепла. Жизнь вертелась вокруг, дубасила или гладила, но это чувство, что есть к кому залезть подмышку, помолчать вместе или поныть, давало силы двигаться дальше. Иногда, особенно в яркие моменты ненастий, Марк вспоминал юность, промелькнувшую как падение августовской звезды. Так не принято было в то время, но после свадьбы они не стали в срочном порядке рожать детей, хотя многие их за это молча осуждали, а некоторые, особо сердобольные, открыто интересовались здоровьем жены, здравие мужа почему-то сомнений не вызывало. А веселые и молодые непринужденно отмахивались , продолжая просто жить и радоваться друг другу. Учились, работали, ходили по гостям, ездили отдыхать, боролись с трудностями.
Решились на ребенка через 10 лет после свадьбы, когда карьера у отца семейства взлетела и дали квартиру. Родили мальчика невиданной красоты: смоляные волосы, глаза цвета моря, ресницы до щек. Канонический нос, пухлые губы и длиннющие ноги -высоченный , значит , парень будет.
Сына назвали Мишуней и орал он круглосуточно. То живот, то зубы в три месяца, то яблоко не то, то игрушка плохая. Кое-как к году выплыли к нетревожному пятичасовому сну. Осоловевшая Оленька причитала возле кроватки, как раньше ей бабушка и мама: у котика болит, у мышки болит, у лисички болит, а у моего мальчика не болит.
Любимый сын рос вместе с благосостоянием семьи. Мальчик ни в чем не нуждался. Были у него и револьверы с настоящими пистонами, и немецкая железная дорога размером с небольшую комнату, и джинсы, и иностранные жвачки, и английская школа. И вечное недовольство; у Васи и родители богаче, и штаны моднее, и жвачка надувнее , но самое обидное-Вася возглавлял тусовку и его обожали девочки. Мишуня был одержим лидерством, но не тянул: на интриги был скуден умом, драться не умел, с чувством юмора не задалось, да и ноги эти длиннющие, и ресницы, и кудри, и узкие плечи… Еще трус, каких мало. Но все равно блаженство, какой уж есть, родной, обожаемый до дрожи.
На этом Марк обычно заканчивал воспоминания, чтобы смахнуть наваждение любви. Он был хирургом и был уверен, все что мешает жить надо резать-раз и все. Иногда, правда , бывает режешь-режешь, а оно нарастает все равно . Тогда тупик. Ольга напротив, была сторонницей наблюдения. Смотреть и ждать. Жизнь сама знает, что делать. Фаталистка, одним словом.
Когда Мишенька закончил школу и поступил в институт, родители были счастливы и горды. Можно расслабиться и жить опять друг для друга и собаки по имени Ветер , они купили щенка, как только мальчик переехал. Детей больше не хотели, а тискать кого-то надо. Сняли сыну квартиру, подкидывали деньжат, ждали на обеды и ужины, но никогда не насиловали семьей. Парень молодой, вокруг карнавал, сами плавали-знали. Миша принимал деньги и заботу , как должное. Учиться не хотел, работать тоже, хотелось праздника, да и кто его осудит. Всем людям хочется вечной весны, любви и беспечности. Марк и Оля тоже хотели бы и отпуская сына в большой мир , были рады помочь. Немного саднило сначала, но они знали — пройдет.
На Рождество отправились к друзьям в Париж. Мишка отказался, конечно, к старикам-то ехать. А там красотища неимоверная, институтские приятели, студенческие байки и подарки в смешных носках. Хохотали, пили вино, ели сыр и утку. Олька, захмелев, решила позвонить Мишеньке, поделиться счастьем. Телефон не отвечал, как бывало сотни раз. Марк на ее стенания ответил: отстань от него, трахается , наверное. А Олю перемкнуло внезапно. Она еще выпила бокал и устроила некрасивую сцену, разругавшись с мужем. На следующий день летели молча домой, в Москву. Женщина настояла, чтобы из аэропорта поехали проведать сына, хотя никогда еще так бесцеремонно не нарушали его границ. А мальчик дверь не открывал, на телефон не отвечал, муж шипел, но ключи-то были всегда с собой.
Открыли дверь сами, а там Миша на полу белый , в белой футболке с белой пеной у рта. У него уже ничего не болело. Скорая, полиция, соседи, непонятные фразы про какую-то соль. Соль же тоже белая. Беглые кадры, как в немом кино.
Пролетело пять лет. А Марк все так же обнимал Оленьку и повторял: у котика болит, у зайки болит, у лисички болит, а у моей девочки не болит. И Ветер шелестел тихим недоумением в ногах у хозяев, не понимая откуда идет боль, если они вместе.
Екатерина Бальзамова