Вы воровали когда-нибудь

 

Вы воровали когда-нибудь Я имею ввиду, воровали ли вы что-то системно, рискуя попасться в руки представителей правосудия Нет А я воровал. Теперь, по прошествии почти сорока лет, я могу

Я имею ввиду, воровали ли вы что-то системно, рискуя попасться в руки представителей правосудия
Нет
А я воровал.
Теперь, по прошествии почти сорока лет, я могу признаться и облегчить свою душу.
В ещё советском Лескене совхоз имени Ленинского комсомола вёл, и должен сказать, очень успешно, разнообразное хозяйство на рельсах плановой социалистической экономики.
Совхоз выращивал несколько сортов яблок, груш, слив, в искусственных прудах плавали вкусные карпы, толстолобики, белые амуры и форели, на полях возделывалась пшеница, рожь, горох, свекла и много ещё чего.
Жители Лескена жили в полнейшем достатке, почти как в фильме «Кубанские казаки», но криминальная частичка, вспыхивавшая то там, то тут, толкала людей к противоестественному для советского человека акту расхищения социалистического имущества.
Мои сверстники начали воровать сено с класса четвёртого, а то и с третьего, тогда как я ступил на скользкий путь лишь в шестом классе.
Схема нападения на грузовик со свеже скошенной травой, который медленно ехал в сторону силосных ям, была предельно простой.
Мы становились вдоль дороги с граблями за спиной, и как только грузовик проезжал мимо, нападали на него сзади и сгребали на землю как можно больше травы, которую затем собирали и по-братски делили.
Я свою долю всегда отдавал в общак, так как отец в те времена был главным в совхозе по борьбе с хищениями, да и свежей травы у нас дома всегда хватало.
В тот день уже после третьего нападения на грузовик кто-то из соседей, видевших как я участвовал в деле, настучал на меня отцу.
Через какие-то десять минут после этого отец прибыл на место преступления, хорошенько надавал мне по мягким местам, затем потребовал собрать всё, что было расхищено из грузовиков и заставил вернуть государству.
Возврат награбленного происходил без применения техники.
Мне пришлось набивать траву в мешки и тащить её на своём горбу к совхозной силосной яме.
Только к вечеру возврат был окончен, и я без сил, еле передвигая ноги, вернулся домой.
Дома отец заставил меня поклясться, что я никогда больше не буду воровать траву и ещё раз надавал по мягким местам.
С воровством травы было покончено навсегда, но, как я говорил, богатый лескенский совхоз выращивал ещё много чего.
В конце лета в совхозных садах Лескена поспевали дивные плоды яблок и груш.
В личных подсобных хозяйствах селян плоды так же поспевали в это же время, но их было гораздо меньше, чем в садах государственных.
Во многих населенных пунктах нашей Республики в те времена создавались пункты приёма яблок, где за определенную плату принимались фрукты, а затем они переправлялись в перерабатывающие цеха, где из них делали или лимонад, или креплёное вино.
За мешок яблок в «пунктах» (так мы их называли) давали около пяти рублей, а это было совсем не плохо.
Жажда быстрых и лёгких денег зажигала в сердцах некоторых молодых лескенцев криминальную искру, и они, не страшась сторожей с ружьями и бульдогами, как настоящие воры, под покровом ночи шли в совхозные сады за яблоками.
В тот вечер мой товарищ Эдик напропалую хвастался новенькими кроссовками, которые купил накануне у местной спекулянтки за двадцать пять рублей.
Кроссовки были очень красивые, и я стал завидовать, так как мои родители таких денег ни за что бы мне не дали.
Эдик сказал, что у родителей денег не брал, а сам их заработал, несколько ночей воруя яблоки.
Решение созрело мгновенно и я попросил товарища приобщить меня к криминальному промыслу.
Как оказалось, воровать яблоки не так-то и просто.
Мы нарвали по два мешка.
Чтобы их вынести нужно было перелазить через забор, а с мешком это очень неудобно.
Когда мы, наконец-то, успешно перелезли сами и перекинули через забор совхозное добро, нас заметил сторож и спустил собак, а в догонку ещё и выстрелил солью.
Бросив всё, я со всех ног рванул с места преступления.
Чуть раньше рванул мой подельник, который бежал быстрее, так как сторож успел угостить его задницу хорошей порцией соли.
К моему несчастью сторож узнал меня и на следующий день настучал отцу.
Вечером другого дня моя задница была нещадно бита отцом и долго горела, как после попадания нескольких соляных выстрелов.
В этот раз отец собирался посадить меня в тюрьму, но бабушка смягчила его приговор на принудительные работы по дому в течение месяца.
Это был очень длинный месяц.
Я тогда поклялся, что никогда больше не буду воровать яблоки.
В один год недалеко от нашего дома на холме, где раньше росла кукуруза, посадили горох.
Горох хорошо принялся и, в конце-концов, красиво созрел.
Соседские пацаны частенько совершали набеги на горох и приносили целые мешки зелёных стручков.
Как оказалось, свежий горошек по вкусу был на порядок выше горошка из консервных банок.
Мне очень понравилось поедать его прямо из стручков, поэтому я решил нарвать небольшой мешок.
В тот вечер на гороховое дело мы пошли втроём.
Уже стало темнеть, когда наши мешки почти наполнились.
— Атас! Сторож! — крикнул один из моих подельников и, бросив всё, со всех ног помчался в сторону села.
Второй тоже всё бросил и побежал в ту же сторону, но совершенно молча.
Я остался стоять на окраине поля один с тремя мешками зелёных стручков и рассеянно смотрел вслед убегающим, пока не услышал странный свист и не почувствовал обжигающую боль на спине, отчего я тут же присел на корточки.
— Ааа! Совхозное добро воруешь, негодяй! — крикнул сторож, слезая с лошади.
Он снова замахнулся плетью, но присмотрелся, убрал плеть, отпустил мне звонкую пощёчину и сказал проваливать прочь.
Сторож был нашим соседом, поэтому тут же настучал на меня отцу.
Отец тогда так расстроился, что даже не стал меня наказывать.
Он приблизил меня к себе, лицом к лицу, несколько раз хотел что-то сказать, но получалось лишь слегка покачать головой, затем встал, махнул рукой и ушёл на кухню.
Мне никогда ещё не было так стыдно.
Когда, стоявшая всё это время рядом, бабушка влепила мне сильнейшую пощёчину, то я даже не почувствовал её.
Она влепила мне ещё, но уже с другой стороны, назвала меня по-русски «бессовестным» и потребовала идти извиняться.
Я зашёл в комнату, где отец смотрел телевизор и стал сбивчиво обещать больше не воровать.
В конце речи я поклялся страшными клятвами и даже пустил слезу.
Только когда я замолчал, отец повернулся и минуту смотрел мне в глаза.
Эту минуту я не забуду никогда.
Она длилась целую вечность.
Почему-то вспоминались все шалости и дурацкие поступки, которыми я когда-либо позорил отца.
Вспоминалось их много, отчего мне становилось ещё хуже.
Я стоял и боялся моргнуть, почти не дышал.
И только когда он сказал:
— Хорошо. Я тебе верю. Иди, — я несколько раз глубоко вздохнул.
С этого дня я категорически отказался от участия в организованных преступных группировках соседских пацанов и долгое время не нарушал данного отцу обещания.
Правда, спустя пару лет, мне, для демонстрации научно-технического прогресса, срочно понадобились высокоомные наушники, которые пришлось, хотя и на время, выкрасть.
Но это уже другая история.
От чистосердечного признания мне стало гораздо легче на душе, тем более, что все описанные мной преступления уже не актуальны за истечением срока давности.
Alan Moon

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *