КОЛЛОИД

.. убивает людей. Равно как и пластмасса, вазелин, двигатели внутреннего сгорания и прочая погань, заслуживающая тотального истребления. Помните об этом.
Ну в общем, есть у нас тут один делец — Пётр Петрович. Он занимается бизнесом, а до этого воровал в таможне. Он много наворовал себе. И своим дурам — жене с дочкой. А потом он начал приторговывать ворованным, потому как пошёл в гору, в финансовом смысле. Он купил на деньги, вырученные от продажи ворованного, склады всяческие, туристические базы, лесопилку и проч. И стал получать дивиденды. Всех тонкостей я не знаю. Я в это не врубаюсь. Я бы вообще всех предпринимателей перевешал на эластичных бинтах. Или загнал бы в трансформаторную будку и поливал горячей водой из шланга.
Так или иначе, но вместе с миллионами к Петру Петровичу пришли звериная злоба, мизантропия и тотальное недоверие ко всему живому. Приведу пример: армяне, работающие у Петра Петровича в коттедже, случайно разбили ртутное зеркало, ранее украденное из итальянского конфиската. Пётр Петрович принялся кричать на армян. А на армян кричать не нужно, поскольку они сами не дураки поорать. Короче, раззадорили они друг друга. Армяне собрали вещи и ушли, а Пётр Петрович окончательно психанул, достал «Сайгу», вышел во двор и уложил двумя выстрелами своего любимца — ризеншнауцера Бормана. Обычное для России дело — пострадал наиболее невиновный.
Однажды я подрядился обшивать изнутри морозильную камеру оцинкованным железом. Дело происходило на одном из многочисленных складов Петра Петровича. Кстати, отличная получилась камера. Сварщики изготовили дверь, как на подводной лодке, так что герметизация была превосходной. Когда пришла пора сдавать объект, Пётр Петрович сказал мне:
— Ну, так то неплохо всё, внешне. Зайди-ка, Рахман, внутрь, а я дверь закрою.
— Это зачем
— Посмотришь, нет ли где просветов.
У меня ума немного было тогда и я зашёл в камеру. Пётр Петрович закрыл дверь на все засовы и крикнул что-то неразборчивое. Я не расслышал, поскольку в двери был пенопласт 100мм.
— Нету просветов! — крикнул я, — открывайте!
Но мне никто не ответил. Короче, я провёл в абсолютной тишине и темноте не менее получаса. «Сейчас -ужасался я — запустят морозильный агрегат, а потом на тушёнку порубят, чтобы не платить за работу.»
Но через полчаса этот мудак открыл таки дверь и выпустил меня. У него настроение заметно поднялось. Сейчас я понимаю, что следовало бы насрать в углу камеры, но тогда я испугался. Да и срать, припоминаю, не очень хотелось.
Но этот инцидент в морозилке был уже после одного грустного случая. Вот какого:
На складе работало несколько местных выпивох. Они занимались разгрузочно-погрузочными работами. И все они жили неподалёку, в барачных апартаментах. Они, может, унитаз видели только по телевизору. Телевизоры то у них имелись. Женщины и наследники непонятно чего тоже были. Ну, вы знаете таких мужиков — они из тех, кто всегда виноваты. Им бы пробивать кистенем буржуйские головы, а они стоят понуро и переминаются с ноги на ногу. Днём, если не было Петра Петровича и разгрузки товара, эти мужики прятались в темном подвале. Я туда боялся спускаться.
И среди этих бедолаг был такой Коля Джумаев — странный человек, явно не в себе. Не в порядке был человек. В том смысле, что он пребывал на мистической волне. Для него потусторонний мир находился чуть ли не за углом. Он, видать, уже замучил своими трансцендентальными соображениями коллег по работе и поэтому переключился на меня. Он уже больше не спускался вместе с мужиками в свое подземное убежище, а торчал в морозильной камере и беседовал со мною. Ну а я поддакивал пл большей части. Мне то плевать, я и не такое говно слышал.
Так вот, Коля жил ожиданием и спасался надеждой. Он верил в скорое объединение двух миров — нашего и потустороннего.Что ж, я помню как в армии нас кормили манной кашей с маринованной селёдкой. Так что всё возможно. Хотя следует признать — стройности в Колиной философии не было. Там Иисус водил хороводы с джиннами, а человеческая душа весила от трех до пяти граммов и была размером с юбилейный рубль. Ну, каждый спасается, как может. Вот Коля спасался таким образом. Он, конечно, был безумен, но он не родился таковым. Может, его в детстве отец бил смертным боем. Или его растоптала женщина. Или его согнули прочие обстоятельства. Мало ли чего с мужиком может произойти, пока он не сдохнет. Впрочем, не так уж и много — череда бед и бессильной ярости, вот, пожалуй, и все.
В один из дней на склад заехала фура с грузом. Мужики нехотя подтянулись к ней на разгрузку. А груз оказался — какой-то коллоид в прозрачных мешках по пятьдесят кг. Какие-то сопли с клеем. Химическая, короче, мерзость. Пётр Петрович приторговывал и таким дерьмом. Ничем не брезговал, подлец.
И мужики принялись разгружать этот коллоид и складывать мешки на поддоны. Было жарко и мужики работали с голым торсом. И Коля Джумаев тоже. Этот Коля был дохляком, откровенно говоря. Ему тяжко было, но он трудился на равных. А иначе он мог получить от мужиков — горюни и бедолаги всегда жестоки не к тому, к кому нужно.
В общем, рабочий день подходил к концу и груз тоже. Мужики уже прикидывали, кому достанется «счастливый» (то есть, последний) мешок. И он достался Коле Джумаеву. Коля принял его на плечо, перехватился как следует и тут этот мешок с говном лопнул и Коля оказался с головы до ног в коллоиде. Мужики посмеялись немножко и отправились собираться домой. А Коля пошёл умыться. И тут выяснилось, что эта чертова субстанция не смывается. У неё оказалась хорошая адгезия к плоти. Коля был покрыт коллоидом, как какой-нибудь Терминатор. Он довольно красочно переливался на свету, до тех пор, пока к нему не прилипла складская пыль. Коля впал в отчаянье. Мужики уже ушли.
— Что делать, Рахман — спросил он меня.
— Ну, подожди когда стемнеет, да иди потихоньку кустами. Дома отмоешься.
— Нет, я не могу. Это же позор. Мне во дворе и так проходу не дают…
Ну в общем, с Колей началась истерика. Он немного поорал, попинал ногами, что ни попадя, обходя, впрочем, мешки с коллоидом. Вскоре пришла охрана и прогнала нас со склада, поскольку надо было закрывать склад. Охранники тоже немножко посмеялась.
Я распрощался с Колей у складских ворот. Он стоял понурый и с сосульками на голове. А я себе по дороге купил холодного пивка.
А на следующее утро Колю нашли за складом — он висел на дереве, на своём брючном ремне и в коллоиде. Не избавился он от него. Полагаю, Колю так и похоронили. А кому он нахуй нужен — драить его.
В общем, вот какой я вывод сделал из всей этой печальной истории — ничего не жди. А то дождёшься, дурак.
Рахман Попов

Источник