Истории из жизни реальных людей
Скрытые, к примеру, помыслы и опасные возможности. Вот у нас работал такой учителишка, бывший спортсмен из травмированных. Он был поджарый и в нужных местах выпуклый. В его свистке трепетал упругий шарик. Однако этот подлец-физкультурник рук не распускал и девок, к тайному их неудовольствию, на турник не подсаживал. Он вообще к нам не прикасался — ни к девчонкам, ни к пацанам. У него были другие приоритеты. Приоритеты, которые спустя годы, стали мне вполне понятны. Он был фут-фетишистом. Частенько он заставлял нас бегать босиком трусцой по матам, а сам стоял и любовался ступнями, не поднимая головы. Такой у нас был возраст — мальчишечьи ступни отличались от девчачьих только лишь чистотой ногтей.
Забудем об этом.
Вторым и последним мужиком в школе был учитель истории по кличке Бинокль. Этот анемичный человек в очках с толстенными стёклами обладал нелепыми энциклопедическими знаниями и никому не нужной феноменальной памятью. И он даже не пытался дать своим ученикам сверх положенного, что было совершенно правильно. Мне, к примеру, для того чтобы жениться, родить двух детей и вообще вести пристойную жизнь слегка одухотворённого животного хватает знания, что Пётр Первый пёрнул первый.
Однако, Бинокль всё же умудрялся дистанционно смущать своей дурацкой эрудицией десяток-другой местных интеллектуалов. Он публиковал в местной комсомольско-подтирочной газетёнке каверзные и в принципе неразрешимые кроссворды. Моего деда, который давно уже победил Гумилёва в односторонних дискуссиях, эти кроссворды порой ставили в тупик. А я не понимал даже вопросов. Я вообще считал Бинокля сверхчеловеком, раз его труды публикуют периодические издания.
А в школе Биноклю жилось не очень хорошо — какой-то он был безответный. Страну как раз раздирали на части, нравы ухудшились и кроткие ничего не наследовали. Старшеклассники издевались над Биноклем. Плевали ему на спину, обзывали. Один из них, наиболее безумный мажорский сынок по кличке Дуб периодически показывал ему на уроках хуй. Никто не знал зачем он это делал, и сам он тоже. Бинокль всё терпел. Он, видите ли, любил свой предмет и боялся детей. Идеальный учитель.
Сейчас прольётся уйма крови.
В один из весенних дней Бинокль решил заменить стекло в створке рамы в кабинете истории на третьем этаже. Он вставил стекло, прихватил его двумя гвоздиками и отошёл за штапиками. Подул сквозняк, створка захлопнулась и стекло выпало. А внизу под окном весьма удачно шёл Дуб, по своим паскудным делишкам. Дубу разрубило глупую голову, а другой у него не было.
Влиятельный папаша Дуба приложил максимум усилий к тому, чтобы окончательно решить все вопросы с кроссвордами. Бинокль сгинул без следа. И страна окончательно развалилась без его участия.
Недавно я встретил Бинокля в гадюшнике. Я узнал его, и это было невыносимо. Примерно как хоронить чужого ребёнка. Бинокль ходил в лохмотьях между столиков и клянчил на выпивку. Я не мог предложить ему ни выпить, ни денег. Потому что это было постыдно. Потому что он был моим учителем. Потому что он сочинял кроссворды, которые не мог разгадать мой покойный дед. Потому что он был из моего детства. Потому что всё уже кончилось и почти умерло.
Бинокль подошёл к моему столику, посмотрел на мои сто пятьдесят, потом на меня и, интеллигентно откашлявшись в кулак, сказал: «Попов, одолжи пятнадцать рублей».
Рахман Попов