Приключения сельского педиатра

 

Приключения сельского педиатра Я уже писал про замечательного врача-эндокринолога Ольгу Анатольевну, которая когда-то работала педиатром в деревне Синявка, на юге нашей страны. И так мне

Я уже писал про замечательного врача-эндокринолога Ольгу Анатольевну, которая когда-то работала педиатром в деревне Синявка, на юге нашей страны. И так мне понравились её истории, что позвонил ей на днях и говорю:
— Ольга Анатольевна, рассказывайте ещё.
— Да разве ж кому это интересно – заскромничала коллега.
— Ещё как интересно. Диктуйте. Я записываю.
И Ольга Анатольевна начала рассказывать. Опыт у неё огромный, как педиатрический, так и эндокринологический. Короче, когда я оторвал от уха раскалённый телефон, у меня в блокноте оказалось десятка два забавных историй. Было в её рассказах что-то такое, от чего повеяло зимой, одинокими сельскими домами среди заснеженных полей, записками молодого врача и булгаковской тоской.
Но я же не умею грустные истории рассказывать.
Так что начнём, как у классиков. Синявка, зима, эпоха, когда мобильники ещё не появились, но КПСС уже разваливалась. А дальше – как получится.

Гроза района
Как-то ночью дежурила я в стационаре. Дежурство в селе обычно спокойное, можно заполнить документы, а то и поспать. Изредка решит кто-нибудь разродиться, но таких мы заранее знали, готовились. А всяческие драки по выходным случались. Тут же вроде среда, так что ничто не предвещало. Сижу, истории пишу, медсёстры с санитарками спят на кушетках, укрывшись телогрейками. За окном – снег, темнота. А у меня уютно даже. Лампа светит, печка остывает, потрескивает. Пахнет от неё хорошо, сгоревшим торфом, деревней. Работа такая монотонная, умиротворяющая.
И тут грохот, стук, крик! Дверь у нас наружу стеклянная – разбивается, осколки по полу разлетаются. Медсёстры испуганные вскочили, шарят в темноте, выключатель ищут. Бегу по коридору. А тот, кто ломится, уже ручку вырвал, плечом дверь высадил и тащит кого-то в приёмную. Я свет включила – вижу мужик какой-то дикого вида, перегаром от него – я даже отшатнулась от запаха. Тащит женщину. Та бледная, глаза закрыты. А мужик ругается таким трёхэтажным матом, которого я в жизни не слышала.
— Где тут коновалы эти, б..! Собирайте, или я всё тут разнесу!
Я сразу решила – ножевое. Женщина – Нюрка-доярка. Баба беспутная, с кучей разных детей, да без единого мужа. Видно сидели с очередным ухажёром, да ему что-то не понравилось. Потом испугался и в больницу приволок. Хорошо, что не бросил.
Пытаюсь женщину осмотреть, а мужик орёт на меня матом. Отталкивает.
— Что это за сопля под руками вертится! Позовите врача, а не эту шмакодявку.
Смотрю – мои медсёстры молчат как-то странно, отворачиваются. Санитарка наша, баба Валя, которая всю больницу по струнке заставляла ходить и пьяных мужиков тряпкой гоняла – и та молчит. Да что с ними
И такая злость меня взяла! Я как крикну на него:
— А ну заткнись! А то я сейчас тебя за шкирку возьму и вон вытолкаю!
Он выпрямляется. Здоровенный, на голову меня выше. А мне всё равно уже! Наступаю на него, кулачком перед носом машу.
— Ты чего, блоха! – удивляется он.
— Пошёл вон! – кричу. – А то сейчас носом ступеньки пересчитаешь!
Он как-то присмирел, затих, отступил. Дал женщину осмотреть. К счастью оказалось, не ножевое и не удар в живот, а простая колика. К утру он заснул у нас в коридоре, а женщину в палату определили. Врачи на работу приходят – в приёмную через разбитые двери снега намело, пьяный мужик спит, по полу – осколки. Хорошее начало рабочего дня.
Ко мне потом тётя Валя подошла.
— Храбрая вы женщина, Ольга Анатольевна.
— Да чего ж вы струхнули, тётя Валя Вы же таких алкашей сколько раз выгоняли.
— Это не просто алкаш. Это ж Васька Антипов. Год как вышел. Десять лет за убийство сидел, по пьянке товарища зарезал. Вернулся зверь-зверем, полдеревни в страхе держит. Чуть что не так – бьёт смертным боем, что мужика, что женщину. Кулачищи–то видели
А я и не знала. Знала бы – сама бы от этого Антипова под кушеткой спряталась. Встречала его потом на улице. Всегда подходил, вежливо здоровался. А у меня от его взгляда коленки тряслись.

 

Заработалась
Работала у нас пожилая акушерка Мария Михайловна. Типичная такая бабушка-повитуха, которая в училище ещё при Сталине училась, зато весь район через её руки родился. Отличный специалист, но выпить очень любила.
А нам тогда всем спирт выдавали для медицинских нужд. Так она перед ночным дежурством одним махом выпьет свою дозу и пойдёт гулять по стационару, выпрашивать. Кто-нибудь ей ещё отольёт, чтоб не цеплялась. Мария Михайловна и этот спирт уговорит. Поболтает с санитарками о жизни и идёт в кабинет заведующей спать. Заведующая ей первая приятельница была. Они вместе лет двадцать отработали.
И вот как-то вечером Мария Михайловна эту процедуру в очередной раз совершила и затихла. А я работаю. Привезли из дальней деревни девочку с бронхитом, надо осмотреть, в палату до утра устроить, мать успокоить. А там ещё кто-то приехал. Завозилась короче до полуночи.
Подходит ко мне моя патронажная сестра, говорит:
— Ольга Анатольевна, Мария Михайловна как в кабинет зашла, так и звука не подаёт. Как бы чего не вышло. Женщина в возрасте, диабет у неё, выпила лишнего. Помрёт ещё.
Стучу в кабинет, ручку дергаю – заперто. А из-за двери тишина. Ни вздоха, ни храпа, ни шороха. Испугались. Стучим, стучим – не отзывается. Уже и за санитаром позвали, чтоб дверь выбил. И тут скрип кушетки.
— Людка, это ты
А Людка – это заведующая, Людмила Павловна. Моя медсестра возьми, да и ответь.
— Да, Михайловна, я это. Открывай.
— А я тут села истории писать. Всё пишу и пишу, не слышу, как ты стучишь.
Повернулась и захрапела на всё отделение. Ну, слава Энгельсу, живая.

Большой брат следит
Эта же акушерка Мария Михайловна очень любила подслушивать, и потом мало того, что передавала всё подруге-заведующей поликлиникой, так ещё и сплетни по больнице разносила. Сели мы как-то с завотделением чаю попить у него в кабинете. А дверь в коридор приоткрыта. Слышим по доскам тяжело так – топ, топ, топ. Точно Мария Михайловна идёт. Она женщина грузная, шумная, из-за своего диабета весила много. Видит приоткрытую дверь, слышит, как мы с завотделением переговариваемся. Так шагов за десять начинает красться. Представляете – сто пятьдесят кило одышки и сопения крадётся, как индеец Чингачгук. Только доски от тяжести поскрипывают. Шаг сделает, второй – и сопит. Женщина всё-таки тучная, запыхалась.
К кабинету подошла – вообще затихла, словно и нет её.
Заведующий улыбнулся и громко так:
— Мария Михайловна, вас не только подслушивать поставили, а и подсматривать Тогда вы рано, мы ещё не начали!
Из-за двери:
— А я что – я ничего.
И дальше топ-топ-топ по коридору.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *