МАРИНА или ДОМ ДЛЯ ГНОМОВ (3)

 

МАРИНА или ДОМ ДЛЯ ГНОМОВ (3) Марина рыдала над мешком, вытащенным из пылесоса. Это, конечно, громко сказано, но в носу щипало, и гадский пылесос расплывался от подозрительной влаги на очках.

Марина рыдала над мешком, вытащенным из пылесоса.
Это, конечно, громко сказано, но в носу щипало, и гадский пылесос расплывался от подозрительной влаги на очках.
Кот Мефодий накануне вечером приволок в дом мышь и радостно затеял с ней кошки-мышки, сбивая с ног стулья и превращая занавески в живописную бахрому.
Мышь оказалась не дурак (дура), и, не поверив в благополучный для себя исход популярной, ставшей мемом, игры, совершив невероятный финт, просочилась в микроскопическую щель под шкафом и затаилась.
За ночь Марина примирилась с появлением нового жильца. Воображение рисовало умилительные картины.
Сидящая посреди комнаты мышь с пакетом семечек и Марина, дочитывающая последние главы зубодробильного триллера.
Ирония в умных глазах-бусинках:
«И чего психовать Убийца — садовник.»
Почему-то последние главы всегда приходились на глубокую ночь, и сон, естественно, проигрывал разной степени увлекательности развязке. Без развязки сон не получался.
Мефодий был равнодушен к триллерам, предпочитая короткие полумистические рассказы на любимой группе в фейсбуке, поэтому Марина с радостью предвкушала совместные с мышью ночные посиделки.
Ну и что, что семечки, утром можно пропылесосить.
Вот пылесос-то и разрушил несостоявшуюся идиллию.
Ведь все же знают, что в доме, где есть кот, шерсть — это приправа, но сыграло свою преступную роль убеждение — гость в доме, хватайся за уборку (лучше, конечно, заранее. Ага).
Когда результат прогресса с утробным чавканьем засосал в себя сопротивляющуюся тушку, Марина левым хуком с ноги отправила его в нокаут, но грех лег исключительно на ее душу, с пылесоса то что возьмешь.
В глазах Мефодия застыла тысячелетняя скорбь кошачьего народа.
Марина впала в печаль, но терпеть кошачьи упреки было ниже ее собственного достоинства.
— Не ори на меня. Ты зачем мышь приволок Можно подумать — холить и лелеять.
Кот презрительно прищурился:
— Я ее подвергал ласкам и причинял добро.
Хочешь — суди меня за это.
Но ты то!
Я же предупреждал, что этому чудовищу, ревущему, как огнедышащий дракон, доверять нельзя.
Ты — соучастница в погибели невинной души.
Вот и живи теперь с этим.
Когда Марина вытряхивала комок пыли в неглубокую ямку, у нее в ушах звучал траурный марш Шопена, исполняющийся со скорбными лицами маргинального вида безработными музыкантами.
С последним аккордом в ямке возник чих.
Следом за чихом полез и сам грызун.
Мышь выкарарабкалась, еще раз чихнула, застыла, уставившись зло-возмущенно Марине в глаза. Попыталась стряхнуть плюшевую поддиванную пыль, чихнула последний раз, скрутила четыре крохотных кукиша и, развернувшись, рванула на этих кукишах в туман, на прощанье свернув из хвоста совсем уж непристойную фигуру речи.
Эмоциональная перезагрузка оказалась настолько неожиданно прекрасной, что принесла плод в виде идеи.
Идея не из тех, что «да, хорошо бы, но когда-нибудь потом, когда…».
Эта не ждала ни свободного времени, ни вдохновения. Она захватила Марину целиком, объяв собой все, что не давало ей покоя раньше и обеспокоило только что.
Несостоявшиеся посиделки с новым жителем дома, тюбик акварели цвета теплого живого огня, подаренный Городом, и громоздившийся в углу участка обрезок засохшего старого ореха.
Этот орех кто-то из соседей даже предлагал выкорчевать, но Марина, прикидывая на глаз объем корневой системы этого монстра, неожиданно услышала мужской голос, старательно артикулирующий с немецким акцентом:
«Если долго смотришь в бездну, бездна начинает смотреть на тебя»…
Обрубок старого засохшего ореха победил бездну с пристальным взглядом и продолжил громоздиться, приобретя имя Фридрих.
Ну что же, похоже, пришел его черед.
Сначала Марина нарисовала на кусочке стекла горящую свечу. Живописных способностей у нее не было от слова совсем, но поделиться своим теплом и светом — это запросто.
На другом кусочке стекла нарисовался коричневым фломастером контур кошки.
Все остальное подтянулось само — двери, светильник, ставни на окошках, вытяжка на плоском срезе дерева, веревочная лестница, необходимые мелочи для хозяйства из магазина игрушек.
Пропорции взвыли от ужаса, но у Марины была отмазка — дом сказочный, поэтому с несоблюдением этих самых пропорций как-то разберется.
Когда со стекла исчезла кошка, у Марины перехватило дыхание. Неужели получилось
Вокруг Фридриха всходила незнакомая травка с пряным ароматом, из вытяжки струился прозрачный дымок, свеча тепло мерцала в ночи.
И только ближе к холодам жильцы настолько осмелели, что их можно было рассмотреть в щель между новыми занавесками.
Гномы как гномы, только босые. Но это, видимо, влияние Толкиена.
Многочисленное семейство исправно суетилось вокруг дерева, но, стоило Марине выйти во двор, входные двери хлопали, все затихало и только любопытно шевелились нарисованые занавески на окнах.
То, что гномы креативно решили проблему обуви, стало ясно, когда Мефодий с поредевшей шкуркой влетел в дом и зарылся под одеяло.
Марина прижалась носом к оконному стеклу — новые соседи рассекали по своему дворику в новеньких уггах из рыжей кошачьей шерсти.
И надо же было, успокоив кота, сесть рассматривать в телефоне фоточки лысых кошек.
Когда Мефодий пришел в себя после обморока, он, грустя глазами, обреченно потащил к выходу любимый Мариной лохматый плед.
Ну уж нет!
Кот, выносящий добро из дома — это из области бреда. Хорошо еще, что у них не водятся фамильные драгоценности.
Выгнав воришку в сад, а то с таким усердием кот протянул бы плед через замочную скважину — своя шкура ближе к телу — Марина полезла на антресоли.
В жертву была принесена старая потертая дубленка.
На глаз прикинув рост среднего гнома, она порезала меха на прямоугольники.
Положив стопку меховых одеялец на крыльцо сказочного дома, Марина задержалась.
В щелку двери были слышны восторженные ахи-охи и довольное хихиканье. И все.
А поговорить
Суета вокруг дерева в осеннем тумане не прошла даром для, мягко говоря, немолодого организма, ослабленного ларингитами, тонзилитами и прочими сезонными болячками.
Марина слегла.
Нет, стакан воды и даже глинтвейна подать было кому.
Но жена-мама-бабушка хриплым басом послала очередь со стаканами в руках на работу и в школу, подготовила себе чай, безразмерный свитер, одеялки, книгу и кота, и приготовилась поболеть в собственное удовольствие.
Неожиданный стук в окно застал ее стоящей возле кровати на одной ноге, причем вторая уже нежилась под одеялом.
Ничему не удивляясь, Марина распахнула окно в осень. На подоконнике стояла ее любимая кофейная чашка, числящаяся в потерявшихся, закопченная до черноты и горячая даже на вид.
Натянув рукава свитера на ладони, Марина поднесла ее к лицу.
Из чашки пахло незнакомыми специями, морозным утром и, почему-то, абрикосами, высушенными на бабушкиной крыше.
Была-не была! Заглотнув зелье гномов одним глотком, свернувшись клубком под одеялом вокруг свернувшегося клубком кота, провалилась в сон.
Во сне маленькая Марина тоже болела.
Обложившись подушками, листала «Графа Монте-Кристо», предназначенного строго для ангин.
В комнату вошла мама, еще молодая и красивая, прикоснулась к пылающему лбу.
— Как ты, моя хорошая Поспи. Сон лечит.
Горло перехватило спазмом, в глазах стояли слезы.
Взрослая Марина во сне понимала, что слезы в глазах ее, маленькой, — это ее слезы.
А рыжие угги на маминых ногах — ее вклад в их общее сновидение.
Маленькая Марина сквозь сон услышала папин голос из-за неприкрытой двери.
— Как она
— Ничего. Слишком много тепла отдала домику для гномов. Утром проснется здоровой. Фрида сварила ей зелье.
Наутро о болезни ничего не напоминало.
Напоминало почему-то о детстве.
На душе было тихо и спокойно, в голове пусто.
Такое бывает после долгого-долгого разговора на кухне под море чая.
Когда нет дежурных «Как ты — Все нормально.»
Когда нет ироничного «Мне бы твои проблемы.»
Когда для визави интересны мельчайшие подробности, которые не интересны даже тебе.
Он не просто слушает, а впитывает, забирает твою печаль и сжигает своею любовью, дарит радость, силу, уверенность.
Уверенность в том, что так будет всегда, что на этой кухне тебя выслушают, поймут, и примут тебя любого — прекрасного и отвратительного, доброго и ненавидящего, веселого и депрессивного.
И это единственная правда.
И это единственная ложь.
Ничего не бывает всегда.
На душе было тихо и спокойно.
Ну раз выздоровела, стоило совершить какую-нибудь полезность.
Фрида просила купить специи — список лежал на подоконнике.
Для Дрода Макарыч обещал сделать топор — маленький, но настоящий.
У малышек Сэма завтра юбилей — то ли сто, то ли сто пятьдесят лет. Три подарка дарить или один на всех А может испечь торт
Выталкивая велосипед из гаража, Марина споткнулась о палку.
С такой точно папа ходил в последние дни, когда ему уже было тяжело передвигаться.
Забыл
Марина аккуратно прислонила палочку к забору у калитки.
Надо бы напомнить.
Следующий раз заберет.
Ирина Телешева

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *