— Настоящий немец — говорил Ильяс Хурматович, имея в виду не упыря из дивизии СС «Мёртвая голова», а пример пунктуальности с ответственностью

 

Чёткий, как немец. Наше утро начинается не с кофе. Оно начинается с туалетной комнаты и рулона бумаги, чаще привезенного в чьей-то шаланде. Шаланда тут не рыбацкая посудина, полная кефали, а полуприцеп, цепляющийся к седельному тягачу. Понятное дело, все нужное мог привести и МАЗ-«Зубренок», это нормально.
Водители-дальнобойщики входят в жизнь всех сразу и совершенно не незаметно. Поди не угляди их на трассе или городских улицах, когда прямо перед вашей машиной или маршруткой раскорячилась бело-красная сцепка «Магнита», или проворачивает на гололеде черная длинная хрень «Деловых линий», не говоря о тысячах других, без опознавательных признаков.
Они всегда рядом, нужные и не особо любимые. Такие же, как сплетни о типа-звездах, разные, но, в отличие от них, на самом деле нужные.
Бело-грязный «фред», разбрызгивая свежую грязь, весело протрюхал поскрипывающей пустой шаландой. У него впереди погрузка, обед и много-много километров к Уралу, в бескрайнюю пустоту казахских степей, в уже холодные просторы Сибири или даже дальше, в тайгу и кедры.
Они настоящие хозяева дорог, их никто не любит, но без них никуда. Утро начинается не с кофе, вы же помните Рулон «Зевы плюс» с ее магически растворяемой втулкой появился у вас, в магазине, на складах не сам по себе. Его кто-то привёз. Кто-то, остограммившийся в придорожном кафе, курящий одну за одной, слушающий шансон и «Голубых беретов», тискающий по кабинам «плечевых» на стоянках, сливающий дизель и любящий борщ с пельменями. Их впрямь мало кто любит, а они частенько не любят в ответ.
Но даже стоя на М-5 в очереди за перегруженным арбузами дагестанцем, на его усиленной камазовской сцепке, никогда не стоит ворчать и ругаться. Никогда. Сломаетесь, будете тоскливо стоять на пустой трассе между Нефтекамском и Азнакаево, именно такой остановится и спросит чем помочь
Наш Егор, Толик Егоров с Оренбуржья, завозил нас в полную задницу на старом бензиновом «стотридцатьпервом». И вывозил из нее при любых раскладах. Армейский вездеход, ветеран-афганец, кряхтя и натужно постанывая мостами, выползал из тягучей жижи за Знаменским, дремал у Горагорска, чихал, но не отставал от колонны, прущей на Гудермес. Бесснежным и лютым по ночам декабрём девяносто девятого, в Аргуне, полку достались пара «уазиков» и газовый «стотридцатьпервый». Егор, Большой и кто-то ещё, в холод, без бокса и оборудования, за десять часов и двумя подсветками-переносками сделали его бензиновым.
Много лет назад Егора придавило камазовской кабиной. Позвонки срослись, но сам он больше не меряет километры дорог, сдавая два своих зерновоза. И скучает.
Александра Николаевича грузил на нашем унитазном заводе на Новосибирск. Как-то раз ему явно хотелось покурить и поделиться. Сложно отказать человеку, постоянно работающему с тобой. Оказалось, он ехал домой, с Томска, по проселкам. Дальше все просто. Девятка, обрез, жа-а-ах по задним. Страшно А то. Вопрос один. А кому Еще раз, и внимательно: проселочная, девятка с обрезом и сцепка на сто двадцать кубов, загруженная под талую пивом в стекляшках. Понимаете Девятка нырнула вниз, сцепка лишь пошла быстрее, почти не колыхнувшись. Кто-то поступил бы иначе
Как-то раз случилось ошибиться. Не загрузил пяток паллет с бумагой, так нужной в Москве. Чего тут думать Берешь мобильный и набираешь Колю. Коля стоит за сто вёрст от Самары, ест свой борщ и матерится. Через два часа бело-зеленая «вольвочка», сердито фырча, закатилась в ворота. А хороший коньяк продавался недалеко, на оптовке.
Лазарь Иванович, на пятитонном МАЗе, разгонял товар по Башкирии за двое суток. За двое, Карл, за двое!!! От Бавлов, через Нефтекамск и Белорецк до Мелеуза. Двое суток, восемь городов, двадцать пять точек. Двое суток.
— Настоящий немец — говорил Ильяс Хурматович про Игоря, младшего брата нашего Вадима, крутящего баранку бело-красного «МАЗа».
Игорь оправдывал, Игорь выкатывался, звонил, предупреждая всех своих постоянных о рейсе и пылил к адресатам, всегда успевая вовремя.
Мой папка водил все, жрущее углеводороды. Но любил междугородние «икарусы». В злом девяносто втором таскал на почти убитой «скании» фрукты с Украины, на «девятке», с газовым за пазухой курсировал между севером и Отрадным, когда на Первом канале наши «Отрадненские» меха рекламировали Смоктуновский и Малинин, таскал пушнину, не боясь ничего. В девяносто третьем, убивая спину, на не глохнувшем «кразе» плавал в ханты-мансийской весенней грязи, протаскивая новые куски трубопроводов. А машина у нас была одна. «Ока». Маленькая и смешная. После сделанных на трассе в Самару двух иномарок и одной «двадцать первой» волжанки смеяться не хотелось. А отец довольно шевелил усами и рассказывал про плохие прокладки. Между рулями и сиденьями, само собой.
У них, натурально, бензак вместо крови. И без них, ломающих кости лопающимися камерами и летящими дисками, валяющихся с грыжами и еле дышащих от гайморита, наше утро может начаться со вчерашней газеты, разорванной на листы. Точно вам говорю.

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *