Дед мой, Наум Сергеевич (на самом деле не Сергеевич, конечно, и не Наум, но озвучивать не буду

 

, приходя с работы, ложился в постель и умирал. В воскресенье мы приезжали в гости, нас, детей подводили к постели, где он лежал, укрывшись старым тулупом с рыжей шерстью под дубленым верхом. Дед делал благославляющий жест длиннопалой рукой, и мы с сестрой могли идти заниматься своими делами. Она — есть конфеты, я — читать Бальзака и Мопассана, забившись между старым продавленным диваном и книжным полками, на одной из них стояла табличка: Не шарь по полкам жадным взглядом, здесь книги не даются на дом.
Но раз в месяц дед воскресал. Сначала мы с бабой Аней шли «на Широкей «. Так она почему-то называла кондитерскую на пересечении Новобасманной и Спартаковской. Возможно, там, действительно, тротуар был немного шире.
Покупали роскошь. Сто грамм «Белочки», сто «Мишки», новинку — сто «Грильяжа»!
Потом, уже дома баба Аня шла на общую кухню — двенадцать семей — заниматься восхитительно вкусными котлетками, а я опять принималась за книги, не забывая гипнотизировать «Грильяж» .
Вечером начинался журфикс. Приходили нужные люди. Дед обожал врачей. Приходила дама- врач с мужем, специалистом по…ну, скажем, по Таиланду. Очаровательная пара, ругаю себя, что забыла их имена. Муж через полчаса обязательно спрашивал дам: Можно, я сниму пиджак Дамы благосклонно разрешали, и в дальнейшем он наслаждался чаем расслабленно и неформально. Даже имел смелость тайком ослаблять узел галстука. Самое обидное, что он никогда в жизни не видел Таиланда и не имел ни одного шанса хоть чуть-чуть приблизится к нему.
Приходил Юрий Никулин в роскошной дубленке. Дед дружил с его отцом, автором многих цирковых миниатюр. С дедом они наперебой рассказывали анекдоты. Дед собирал их, у него была огромная картотека . Еще и пословицы, и поговорки. Все пропало, увы. Уходя, Никулин оставлял на резном буфете, набитым книгами, свою визитку. Меня это бесило.
Приходили девочки и мальчики, которых дед, как ни странно, готовил в театральные вузы. Странно потому, что работал он на Микояновском заводе. Поди разберись, как все сочетались. Судьба девочек и мальчиков, за которыми я завистливо присматривала, мне не известна. Но видела однажды Чурсину, прошедшую с визитом. После этого я уже не так переживала из-за за своего роста.
Приходила Людмила Шапошникова, странная миссис Сэвидж.
Дед в полувоенной рубашке блистал, сыпал анекдотами, цитатами, разбирал «Новый мир», легко оперировал классиками. Баба Аня подавала чай и куда-то исчезала.
Ну, а в обычные дни он продолжал умирать под рыжим тулупом, что меня немного настораживало.
Потом все закончилось. Дама- врач попала под трамвай где-то около Елоховской церкви, муж ее совершенно потерялся и пропал. Баба Аня умерла. Незаметно. Оказалось, что дед не умел даже сварить себе яйца, дом был уставлен немытыми бутылками от кефира. Мы помогали как могли, но…Через пару лет он женился на давней пассии из Серпухова и как-то быстро умер. С ним ушли анекдоты, книги, пословицы и поговорки.
Ушли чугунные рыцари на огромном письменном столе, библиотека, которой завидовал Демьян Бедный, ушли конфеты на Широкем, детство ушло.
И кто бы мог подумать, что вся эта жизнь держалась на маленькой бабе Ане, Анне Волковой, бывшей работнице ткацкой фабрики, влюбившейся когда-то в двухметрового чернобородого еврея.
До сих пор помню рассказ, как она бежала зимой в домашних тапках через черный ход, когда деда пришли арестовать — предупредить, дать денег и адрес, куда бежать. Дед пару лет прожил в провинции, а потом все забылось, и он вернулся.
Блестящий Наум и маленькая Аня, я помню вас, дурацкая жизнь, родные прокляли Наума за женитьбу на русской, ее семью я не знаю. Жили всю жизнь в двух комнатах в огромной коммуналке, дочь Зоя погибла на войне, только поступив в Литературный институт. Остался только мой папа.
А в буфетах были только книги. Где они хранили ложки и вилки — тайна.
Ну и пусть она останется тайной. Спасибо тебе, баба Аня.
Топси Собакина

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *